Врунгель. А Тука старшим помощником Ломом назову. Ха…
Вот и пришли. Кивнул постовым аркебузирам, взявшим свои аркебузы на караул, прошел по тоннелю между надвратными башнями и очутился во дворе замка. Мое теперь родовое обиталище… Мрачно и внушительно, с акцентом на последнем слове. Реально большой замок. Я успел побывать только в пыточной и в спальне с трапезной. Хм… интересный психологический этюд про меня можно составить. Первым делом сунул нос туда, где людей пытают, потом – где едят, и напоследок – где трахаются; остальное начисто проигнорировал. Сексуально озабоченный обжора с маниакальными садистскими наклонностями? Брр… Да ну ее в задницу, эту психологию. Так про любого черт знает что придумать можно. Все, ни о чем не думаю и только совершенствую свою физическую составляющую.
Немного размялся и вытащил из чехла двуручник. Начну с него, а закончу уже эспадой и дагой.
– Прогоним все стойки в темпе, а потом перейдем к мулине, – обратился я к шотландцу, стоявшему напротив меня. – Начинаем с coda lunga e stretta[9], затем porta di ferro alta[10]…
– Ага…
Прогнали с Туком всю обязательную программу несколько раз, закончили легким спаррингом, и я скомандовал отбой.
С каждым днем я все больше оставался доволен своим новым телом. Форма возвращалась, что не может не радовать. Знаете ли, в пятнадцатом веке, да еще с моей профессией, уверенное владение оружием значительно продлевает жизнь.
Хотел омыться возле родника, бившего прямо в замковом дворе, но потом вспомнил, что замок стоит на берегу моря, и устроил небольшую пробежку.
А вот и море… Как его только не называли. Фризское… Немецкое… Океан Германика…
С утра дул легкий бриз, и на берег с шуршанием накатывали небольшие волны с пенными барашками. Большущая стая белоснежных олуш устроила посиделки на пляже, дефилируя меж громадных куч водорослей, выброшенных волнами. Остро пахло йодом и солью…
– Монсьор, вы что, полезете в него? – с содроганием спросил у меня мой паж Иост, догнавший нас на берегу со стопкой полотенец в руках.
– И ты полезешь, раздевайся… – Я скинул туфли и с наслаждением прошелся босиком по крупному зернистому песку. – А тебе, братец Тук, особое приглашение надо?
– А я что… я ничего… – буркнул шотландец и с неохотой принялся раздеваться. – Но, право, лишнее это, ваша милость.
– Ничего не лишнее. – Я поймал Иоста за руку и потащил его к воде, не обращая внимания на вопли и мольбу.
Ничего страшного, средневековые пережитки мы шоковой терапией излечим. Морская вода еще никому не повредила; если, конечно, не тонуть в ней.
Млять, да сколько же тут водорослей… Я поскользнулся и выпустил руку мальчишки.
Иост не преминул этим воспользоваться, вырвался и задал чесу, завывая, как паровозный гудок.
– Куда?! А ну вернись, щенок!.. – запоздало заорал я ему вслед и с досады на то, что талассотерапия не удалась, пхнул ногой ближайшую кучу водорослей…
– Капуста? – Я взял буро-зеленый стебель в руки. – Точно, ламинария…
Вот это я удачно решил искупаться! Ее же можно солить и есть с маслом. Хотя вряд ли я кого-нибудь заставлю это делать… Кроме Фена и себя, конечно. Ну а толку тогда с ней возиться? Местное население от недостатка йода и так не страдает. М-да… облом. Хотя…
Я перешел к сухой куче водорослей и потянул на себя длиннющий стебель. Сухая, как порох… А что, можно попробовать… Предотвратить, так сказать, расхищение барских дров, выбрасываемых на берег. Смешать с соломой и спрессовать в брикеты. Вот тебе и топливо. Вонять, конечно будет, ну а на что тогда дымоход? А ламинарии сухой здесь неимоверное количество. Вот китайца ею и озадачу среди прочего…
Я мгновенно перестал сердиться на пажа и храбро полез в мутно-зеленую воду. Впрочем, долго я в ней не продержался. Несмотря на лето, вода в море оказалась отчаянно холодной. И очень соленой. Так что пришлось проделать обратный путь бегом и обмываться в палатке теплой пресной водой.
Завтракал вместе с Туком обалденно вкусным свежесваренным овечьим сыром и горячим еще хлебом. Пейзане мои уже расстарались. Запил еду парным молоком и принялся принимать парадный вид – возле крепостного моста уже начинали толпиться сервы для принятия присяги новому сеньору.
Так что все, что есть блестящего и дорогого, должно быть на мне для пущей важности. Хотя мне лично наплевать, могу и в средневековых труселях выйти. Тех, что ниже колен. Но это жуткий моветон, так что пришлось прифрантиться и даже вытерпеть деревяшки на волосах для кудрявости. Матильда настояла…
Повертелся перед зеркалом, сплюнул через плечо и, сопровождаемый свитой, понуро побрел принимать этот клятый фуа. Сиречь клятву верности сеньору. Разве хочу? Надо!
Меня нагнал герцогский герольд Амбруаз де Аршамбо со своими помощниками. Почтенный чиновник выглядел старой помятой тряпкой. Ну а, собственно, как он должен выглядеть после почти недельного запоя? За герольдом как привязанный следовал его помощник – персеван, и пытался на ходу накормить начальника горячей чесночной похлебкой. Амбруаз рычал и ругался, но похлебку с ложечки на ходу хлебал.
