– Я-то? – Из груди Светы вырвался нервный смешок. – Да я просто жила ради тебя, ради нее… какая в Искитиме надежда?
Дверь кабинета приоткрылась, и наружу выглянула пухлощекая медсестра в явно жмущем ей потасканном халатике.
– Смычковы следующие, – гундосо объявила она и скрылась, не озаботившись даже узнать, тут ли эти самые Смычковы.
– Ну вот и очередь подошла, – почти облегченно сказал Костя.
Поднявшись, он взял дочку за руку и повел к кабинету. Света последовала за ними, сложив руки на груди и нахмурившись.
– Итак, – сказал врач, пожилой мужчина далеко за пятьдесят, морщинистый и сутулый, записав данные юной пациентки, – на что жалуемся?
– А вы сами не видите? – осведомился раздраженный Смычок. – Ей пять лет, а она седая.
– Да уж, тут явно непорядок, – согласился врач, окинув девочку задумчивым взглядом. – Как же так вышло?
– Уснула нормальной, проснулась седой, – нехотя рассказал Костя.
– Интересно… – Доктор записал что-то в толстый журнал, после чего, опираясь на столешницу, поднялся и потопал в соседнюю комнату со словами: – Пойдем со мной, Вера. На минуточку.
Девочка испуганно посмотрела на папу. Тот едва заметно кивнул и прошептал:
– Не бойся, малышка. Все будет хорошо. Это же доктор. Он тебя не обидит.
Вера посмотрела на маму, и та с донельзя фальшивой улыбкой закивала, подтверждая слова отца. Девочка вздохнула, но спорить не стала.
Пропустив девочку вперед, врач закрыл дверь, и Света с Костей остались наедине.
– Как думаешь, ее теперь в карантин поместят? – обеспокоенно спросила жена, нарочно разглядывая плакаты, которыми увешаны были стены кабинета, чтобы только не смотреть Косте в глаза.
– Да не должны еще… наверное, – пожал плечами Смычок.
– И я думаю, что не должны, – тихо отозвалась Света. – Интересно, а если бы мы куда-то переехали, ну, скажем, до ее рождения или, например, сразу после… это что-то изменило бы?
– Сомневаюсь, – честно признался Костя.
– Ирония судьбы какая-то, – покачала головой жена. – В Зону ходишь ты, а болячки – у Веры…
– Свет…
– Я тебя ни в чем не обвиняю, Кость. Но просто… просто как-то несправедливо это, согласись: ребенок к Зоне и близко не подходил, а все равно страдает.
– Ты так удивляешься, как будто сама еще ребенок, – поморщился Смычок. – Если кто-то из родителей в Чернобыле жил, потомство у него может быть как хворое, так и здоровое, это общеизвестный факт. И что? Им теперь вообще детей не иметь? Так же и с Новосибирской Зоной. Ну наведывался. Приходилось. Не обошло стороной. Бывает.
– Да понятно, что бывает, – грустно глядя на мужа, сказала Света. – Вот только Вере от этого не легче. Ей теперь всю жизнь с этим бороться.
– Справимся, – выдавил Смычок.
Хотел приободрить, но вышло неубедительно. Так и стояли дальше, в гнетущей тишине, не зная, что сказать, пока Вера с врачом не вернулись.
– Ну что там, доктор? – нетерпеливо осведомился Смычок.
Доктор пристально посмотрел на Костю исподлобья, потом перевел взгляд на Свету и сказал:
– Госпожа Смычкова, вы нас наедине с вашим мужем не оставите?
Та только плечами пожала, немного удивленная такой просьбой.
– Прошу вас, – с нажимом добавил врач.
– Пойдем, Вера. – Света поманила дочку к себе, взяла за руку. – Папке надо с врачом побеседовать, а мы пока его снаружи подождем…
– Со мной все будет хорошо, мам? – услышал Смычок, когда дверь уже закрывалась.
Сердце его сжалось, будто под прессом. Он с надеждой посмотрел на доктора – вдруг он сейчас скажет, что это все-таки не наследие Зоны, не пресловутая болезнь Руффа, которая будет прогрессировать день ото дня?
Врач смерил Костю оценивающим взглядом.
– Вы можете не отвечать, – медленно произнес он, – но… вы ведь бывали в Зоне, так?
Смычок промолчал. Внутри все похолодело: он, естественно, понял, к чему клонит врач.
– Молчание – знак согласия? – невпопад усмехнулся доктор. – Ладно. В широком смысле это, в общем-то, уже неважно. И – да, безусловно, Вере предстоит еще сдать некоторые анализы, чтобы мы могли убедиться наверняка… но я не первый день тут работаю, господин Смычков, и подобное видел не раз, не два, и даже не десять. У вашей дочери определенно болезнь Руффа. Сожалею.
Последние слова буквально выбили почву из-под ног Смычка. Все, что предшествовало приговору, он съел не морщась. Но после заключительной фразы сохранять бесстрастное выражение лица стало куда сложней.
– Что мы можем сделать? – спросил Костя. От волнения язык заплетался, как у пьяницы.
