Но он уже принял решение.
И это было его решение. Только его.
И Прохан не возражал. Молча расстелил изорванную карту Твери и окрестностей.
Бумажная карта была ровесница Катастрофы.
Они водили пальцами по карте, прикидывая маршрут, и Прохан отсоветовал идти через Хим и Деревню – то есть самой короткой дорогой.
Доходили слухи, что в Деревне кто-то поселился. Но люди или зомбяки – никто не знал.
А идти через Хим вообще равносильно самоубийству.
Даже для везунчика, такого как Гнилой.
«Там очень плохая земля, – сказал Прохан. – Засасывает и съедает. Но не расширяется».
То, что не расширяется, было хорошо.
Но кто знает, как там будет дальше…
Может, как в Торжке, где три года назад возникла похожая аномалия. Сначала в районе Монастыря, а потом охватила весь город и километров пятьдесят по периметру. Не выжил никто…
Гнилой и Прохан допоздна просидели над замусоленной картой. Оба понимали, что эта дорога – в один конец. И даже до конца можно не дойти. Особенно если идти по железке. Но другого пути все равно не было. Обходить железку – это делать большой крюк, заходить в лес. А кто знает, кто сейчас в этом лесу живет…
Но Гнилой уже решил, что пойдет.
А у Прохана, конечно же, был свой интерес.
Гнилой считался лучшим сталкером. Он всегда возвращался.
Прохан надеялся, что Гнилой вернется и на этот раз. А потом расскажет обо всем, что видел. Особенно о Вокзале.
Под Вокзалом были хорошие подземные убежища. Построили их в конце восьмидесятых годов прошлого века. Во времена почти былинные, ибо кто сейчас помнит страну, которая когда-то называлась СССР? Даже старики не помнят. Но все, даже зеленые юнцы, знают, что в СССР готовились к ядерной войне и поэтому плохих убежищ не строили. Вот и это убежище – Завод, тоже построили во времена СССР…
И Прохан был искренне благодарен за это погибшему почти сорок лет назад государству.
2
Миновав еще одну металлическую дверь, Гнилой вышел в очередной коридор. Электролампочки здесь горели ярче и были натыканы через каждые три метра.
Он остановился за секунду до того, как из бокового ответвления коридора раздался окрик:
– Стоять!
Вспыхнул яркий свет, ослепив привыкшие к полутьме глаза.
Гнилой прищурился, но рук, чтобы прикрыть глаза, не поднял: кто знает, как его движение могло быть воспринято. Часовые могли оказаться очень нервными, сразу палить бы начали.
Когда глаза перестали слезиться от яркого света, что бил из ручного фонаря, Гнилой увидел перед собой двух молодых бойцов. Молокососов не старше восемнадцати.
Но по их лицам было видно, что они родились с автоматами в руках.
– А, это ты, Гнилой, – откуда-то возник третий, старший караула. В комбинезоне антирадиационной защиты. И тоже с автоматом.
Правда, он тут же убрал его за спину.
– Отбой, парни…
Когда за спиной закрыли люк в подземное убежище, Гнилой снял рюкзак и уселся на него, положив автомат на колени.
И просидел так полчаса, ни о чем не думая. Он не боялся, что его обнаружат чужаки: противопехотные мины – самое действенное средство, которое отрывает не только ноги и яйца, но и желание без спроса соваться на чужую территорию. Ну а потом часовые устроят любому выжившему калеке допрос с пристрастием… Бойцы отлично ориентировались даже в темноте – Прохану где-то удалось раздобыть приборы ночного видения. Где – он не говорил. Да никто и не спрашивал. Правда, ходили слухи, что там, где эти приборы хранились, теперь хранятся человек двадцать. В виде трупов. Незахороненных… ибо зачем? Зомбякам, которые выходят на охоту по ночам, тоже чем-то надо питаться…
