поисков… Его положение теперь требовало от него полного контроля себя в каждом слове и в каждом действии, что сильно нервировало его – за два с половиной года он уже отвык быть предводителем своих соотечественников, взяв в привычку видом и действиями пугать и отталкивать людей…
– Вон Гаур самую сладкую добычу себе вчера отхватил. Говорят, хистанская стерва так визжала этой ночью, что… – рассказчик быстро осекся, поймав на себе уничтожающий взгляд страшного командира наемников и поняв, что тот его услышал, хотя и был на далеком расстоянии. Его собеседники тоже воровато оглянулись на его взгляд и их лица вытянулись, вмиг освободившись от похотливых улыбок – Гаур пугал всех и не только видом, но и той жестокостью, с которой несколько раз уже наказывал злословов, не смотря на угрозы главных командиров…
Нартанг пошел дальше. Сегодня он не готов был вести воинов в бой. Он хотел освободиться от своего положения хотя бы на день. Его рассудок требовал отдыха.
Но сегодня ему не суждено было отдохнуть: со стороны лагеря донесся удивленно-гневный мужской крик, потом короткое лошадиное ржание и к нему стал приближаться стук копыт.
Воин встал за дерево. Потом аккуратно выглянул из-за него – так и есть: Тагила скакала во весь опор на неоседланной лошади туда, где было меньше всего народу.
У нее за спиной корчился Дон, награжденный чисто женским ударом. За лошадью звенела по земле цепь, от которой так и не удалось еще освободиться пленнице.
Пропустив летящего мимо коня, Нартанг быстро нагнулся и схватился за цепь, перекидывая ее через толстую нижнюю ветку дерева, за которым скрывался. Цепь тут же натянулась и неудавшаяся беглянка слетела со спины коня, издав крик боли и отчаянья, со всего размаха упала лицом в землю и затихла. Воин быстро подошел к ней и перевернул лицом вверх, очистил рот от набившейся при падении земли и плеснул водой из фляги.
Тагила мученически застонала. Потом приоткрыла глаза, попыталась пошевелиться и вскрикнула от боли – скованная нога была неестественно вывернута. От боли у нее навернулись слезы.
– Лежи смирно, – Нартанг прижал ее к земле и стал выправлять ногу, при каждом его движении Тагила выла, словно раненая волчица.
Придав ее ноге нужное положение воин бесцеремонно дернул ее на себя. В бедре наездницы что-то противно хрустнуло – с чавкающим звуком сустав встал на место.
– Не вставай! – опять пресек ее попытку подняться воин, отцепил цепь от дерева, перекинул привязь через плечо, потом нагнулся и, подняв свою пленницу, также положил себе на плечо.
Тагила не шевелилась и только тихо плакала от шока и боли.
Поравнявшись с уже поднявшимся на ноги Доном, воин уперся в него бесцветным взглядом:
– Зачем отвязал?
– Она нужду справить попросилась, – сконфуженно ответил тот.
– Я сказал только поставить кувшин с водой, – холодно бросил Нартанг и зашагал к своей палатке.
Войдя внутрь, он сбросил Тагилу на лежак:
– Тебе ноги отрезать, чтобы не бегала?
– Убей меня, чего мучаешь? – сквозь слезы накатившегося отчаяния и морального потрясения выкрикнула пленница.
– Еще чего, – усмехнулся воин, потом вспомнил про свои ночные мысли, бросил на пол свой плащ, словно куклу пересадил Тагилу на него и снова закрепил цепь у столба – теперь уже намного короче. Заметил у себя на столе клещи, которыми Дон освободил его пленницу, взял их и вышел вон. Теперь спокойный сон был ему обеспечен – пленница уже не могла дотянуться до него сонного.
Проходя мимо уже рассказывающего о своей оплошности и быстрой реакции Нартанга своим друзьям Дона, воин бросил на землю клещи:
– Верни, где брал, – коротко бросил он и пошел к Халдоку поговорить о предстоящей битве.
Намеченный бой так и не случился. Понапрасну истоптав поле, воины вернулись в лагерь только к закату. Подождав походной пищи и взяв себе две миски, Нартанг пошел в палатку. Тагила спала, свернувшись калачиком и завернувшись в его плащ.
Воин поставил рядом с ней миску с едой и сел на лежак, приговаривая свой ужин.
Он был уверен, что пленница не спит, но «будить» ее не собирался. Быстро раздевшись и оставив доспехи и оружие за пределами досягаемости Тагилы, не гася лампы, Нартанг лег спать. В эту ночь он, наконец, по-настоящему уснул, и ни с того ни с сего ему приснилась красавица Чийхара. Во сне она была еще более привлекательной, чем в жизни. Он сидел на подушках во дворце Сухада, а она танцевала перед ним, как одна из наложниц. Но танец ее отличался от их танцев так же как и она сама от всех других. Ее движения были неистовы и стремительны, завораживающе-страстными. Нартанг невольно начал раздеваться. Когда он взялся за завязки своих шаровар, ее лицо с горящими глазами вдруг оказалось совсем близко:
«Покажи мне свою силу!» – с вызовом выкрикнула она и в ее руках появилась тонкая острая сабля, которая тут же метнулась в его сторону, вспорола шелковые подушки, на которых он только что сидел. Девушка наступала настолько стремительно, что он едва успевал уворачиваться от свистящего клинка. Потом воину надоело отступать и он взметнул руку навстречу холодному отточенному металлу – он умел остановить меч и не пораниться – но тонкая отточенная как бритва сабля рассекла ему ладонь почти надвое, поспешно хлынула алая кровь; потом безжалостная красавица нанесла еще один удар через грудь – из глубокого пореза так же потекла кровь, но Чийхара не останавливалась, продолжая кромсать его. Нартанг почему-то ничего не делал более – просто стоял и смотрел, как на нем появляются все новые и новые раны.
Потом упал от них на колени. «И мне будут говорить, что ты победил льва?! Да ты и с собакой-то не совладаешь!» – презрительно кинула красавица, вытирая окровавленный клинок о его волосы, разметавшиеся по плечам. Нартанг открыл глаз и встретился с ненавидящим взглядом Тагилы – в ее руке, отведенной для броска был зажат кинжал. Нартанг рванулся и пнул воительницу в грудь – она опрокинулась назад, кинжал выпал из невольно разжавшейся руки. Воин поднялся, отстегнул все тот же ремень от перевязи и повторил вчерашнюю экзекуцию, правда на этот раз всыпав поболе…
Тагила уже не плакала – она лежала не двигаясь, смотря широко раскрытыми глазами в одну точку. Она начала «ломаться»…
Воин на всякий случай обыскал ее, погасил лампу и вновь лег спать.
Проснувшись утром, он вновь встретился взглядом с пленницей, теперь, правда, безоружной. Она все так же уничтожающе смотрела на него мертвым взглядом. На полу стояла нетронутая миска.
– Чего не ешь? – спросил Нартанг, садясь на кровати, словно вчера вечером ничего не произошло Но Тагила была на этот счет другого мнения – ее болезненные ощущения говорили ей обратное.
– Можешь говорить, – ухмыльнувшись, «разрешил» ей воин.
Но всадница продолжала молчать.
– Не будешь есть – буду кормить силой, – как бы между прочим заметил воин.
– Мне надо… – выдавила из себя Тагила, – Наружу…
– Облегчиться? – просто подытожил Нартанг.
– Да, – смущаясь и злясь прохрипела пленница.
– По малому? – не отставал воин.
– Да, – еле выдавила из себя Тагила – она не привыкла говорить о таких вещах вообще с кем бы то ни было.
– Тогда справляй здесь – я выйду, – махнул Нартанг, не желая возиться с железом, и, не одеваясь, вышел из палатки под ошалелый взгляд пленницы.
Снаружи он сразу вызвал ехидные взгляды кеменхифцев и сдержанно-лукавые своих людей – все впервые видели здесь командира не в доспехах… Нартанг решил подыграть им и поправил пояс, довольно оскалившись, что сразу вызвало еще более выразительные переглядывания солдат и добродушные усмешки воинов – наконец-то командир хоть как-то отвлекся от своих тяжких мыслей… Нартангу самому нужно было оправиться, но он специально медлил, чтобы побольше породить кривотолков. Потом, когда перешептывание кеменхифцев достигло своего апогея, Нартанг пошел в ближний пролесок. Походив по бодрящему утреннему воздуху, воин только сейчас осознал, как давно не ходил вот так – свободно, без
