– Ловушки есть?
– Нет, только подслушки и потайные окошки для подглядывания.
– М-да, ну и домик, – хихикнул Стан, – как всё схвачено! Ну, допустим, за нами никто не подсмотрит, но к писарям всё равно не пойдём. А в этой комнате какие сюрпризы?
– Это гостиная для посетителей, ожидающих аудиенции.
– Ловушки?
– Только такие, как у писарей, гости обычно приходят с амулетами.
– Идём туда, – постановил адмирал, которому надоело торчать посреди коридора под недоуменными взглядами гвардейцев.
Гостиная оказалось небольшой, но уютной, с буфетом у одной стены и камином у другой. Два окна, между ними стол и стулья. Вдоль стен удобные кресла, посредине ковёр. В одном ближнем от двери углу вешалка, в другом – скромная дверь в умывальную.
Адмирал задержался у порога, выдавая следовавшим за ними гвардейцам какие-то указания, а остальные вошли в комнату, устроились в креслах.
– Возьми стул, поставь посредине и садись. – Ярославе было неудобно смотреть на Урдежиса сверху вниз.
А кроме того, сидящий человек менее напряжён и, следовательно, не так озлоблен, как стоящий перед собеседниками навытяжку. Идея, пришедшая женщине в голову, пока она обдумывала, как лучше выполнить поставленную моряной задачу, предполагала доверие и понимание, а для этого нужно было постараться не унизить пациента, а вызвать у него уважение.
Советник хмуро усмехнулся, но приказ выполнил, хотя отлично чувствовал, что не настолько подчинён воле этой женщины, как некоторые из его врагов, оказавшиеся под действием сваренного Ральдисом дурмана.
– Скажи мне, – севшая напротив молодая женщина вполне подходила по возрасту советнику в дочери, но смотрела с терпеливым сочувствием мудрой матери, – зачем тебе нужно было, чтобы Гинло стал королём? Ведь его родичи непременно должны были забрать парня к себе!
– Если бы он стал королём – не забрали бы! Они же не могут не понимать, как им это выгодно, иметь в подчинении целый континент, хоть и небольшой! Тут же можно размножаться, питаться… – с внезапным жаром заспорил Урдежис, – они ведь намного сильнее людей, значит, достойны властвовать. Они должны были принять этот дар… и тогда мой мальчик навсегда остался бы тут.
– А знаешь… – печально сообщила Слава, в который раз убеждаясь, в какого уродливого монстра может обратиться отцовская любовь, если ничто не остановит безумных планов родителя по устройству жизни отпрыска, – он ведь едва не умер. Ты бросил его умирать в потайной комнатке и бежал, и моей дочери вместе с его матерью и дедом едва удалось спасти мальчишку. Он был такой худой и бледный… неужели ты не видел, что мальчик уже стоит на последней грани? Как ты теперь будешь жить, вспоминая его скрюченное тельце, брошенное в том холодном чулане? А ведь он наверняка тебя любил, называл папой… когда долго не видел бежал навстречу, раскинув руки, верил каждому твоему слову и считал тебя самым добрым и самым смелым. И он ждал, когда ты придёшь туда, в этот потайной склеп, вынесешь его, поможешь, спасёшь… а ты бросил, предал… как ты теперь посмотришь ему в глаза, если когда-нибудь встретишь, Урдежис?!
– Я не хотел… я собирался вернуться… – Старик вдруг схватился закованными в кандалы руками за лицо и горько заплакал, впервые за много лет искренне и безо всякой для себя выгоды.
Ни тайной надежды на сочувствие или снисхождение, ни игры или интриги не преследовал он, все крепче прижимая к лицу грязные руки и всхлипывая, как ребёнок.
– Знаешь… – печально сказала Слава и ничуть при этом не кривила душой, – а ведь ты очень талантливый и умный человек и мог бы принести своей родине много пользы. Тогда и у Гинло появился бы повод простить тебя. И даже желание встретиться ещё когда-нибудь… лет через пять… или даже раньше. Но для того чтобы он смог поверить, ты должен попытаться исправить всё зло, которое натворил… и это будет очень нелегко. Но ты ведь любишь решать сложные задачки?
– Ты шутишь, – советник с горечью усмехнулся, – кто мне теперь даст такое право? Моя участь – виселица на центральной площади или того хуже, мешок на голову и камень к ногам.
– Я дам, – спокойно сообщила Ярослава, – ты только должен сам решить, действительно ли ты хочешь искренне служить родине, или тебя устраивает приговор суда. Но запомни, обмануть меня тебе не дано. Ты всегда будешь говорить мне, моему мужу и моим детям, соправительнице моряне и адмиралу Бенедли только чистую правду.
– Я готов… – голос советника вдруг сел и охрип, – нужно подписать какие-то бумаги?
– Нет, – легко улыбнулась землянка, – просто искренне и честно пообещай сделать на посту помощника по финансовым вопросам всё возможное ради блага федерации.
– Клянусь…
– Но при этом ты никогда не будешь применять в делах нечестных приёмов, не будешь запугивать партнёров или подчинённых, использовать грязные методы, интриги, подлоги, шантаж и угрозы.
– Клянусь…
