возрасте девочек, когда умерла его мать; он с тревогой посмотрел на них, но не увидел за их покрывалами ничего, кроме торжественно распахнутых глаз. Он задумался, был ли его брат Немолис хорошим отцом, и дал ли он своим детям шанс полюбить себя. Идра, очень прямой и бледный, с достоинством стоял рядом с матерью; теперь он стал принцем Унтеленейса и, казалось, чувствовал груз ответственности, как и сам Майя.
Драхада посмотрели на него только один раз. Когда Архипрелат начал читать молитву над гробом Немолиса, его вдова Шевеан повернула голову; даже через вуаль ее взгляд пылал такой враждебностью, что Майя невольно отступил на шаг назад. Она отвернулась, избавив его от своего внимания, и Майя сжал пальцы на перилах балюстрады. Что-то случилось, подумал он. Во время клятвы он не нравился ей, но свою ненависть она выказала только сейчас.
Сострадание, подумал он, зафиксировав взгляд на Архипрелате и снова погрузился в молитву сострадания к мертвым. Это спасло его от мыслей.
Поминки, которые он как Император должен был открывать и закрывать, проводились в Унтелеане. Ему не разрешили присутствовать на поминках матери, так что он не знал, чего следует ожидать, и был смущен обнаружив накрытые столы и очищенный для танцев центр зала.
— Что мне делать? — Прошипел он в ухо Кале. — Я не умею танцевать!
— Вы и не должны, Ваше Высочество, — тихо сказал Кала. — Вы попросите придворных танцевать в честь мертвых, а сами сможете сидеть, стоять или танцевать, как вам угодно.
— Спасибо, — ответил Майя, правда, не совсем успокоенный.
Прежде чем подняться на помост, он откинул вуаль назад, теперь она давала ему ощущение не безопасности, а слепоты. Он повторил слова, подсказанные Калой, хотя они казались слишком неуклюжими и высокопарными; и еще он не мог судить о тоне своего голоса, звучал ли он искренне или раздраженно или скучно. Придворные смотрели на него с хищным блеском в глазах, но когда он сделал знак музыкантам, они послушно сформировали пары и заскользили по сверкающему полу заученными искусными движениями, которые Майя не решился бы повторить публично.
Ты должен научиться танцевать, сказал он себе и устало опустился на трон. Сиденье было не очень удобным, но по крайней мере, это было его место по праву. Бешелар и Кала заняли свои позиции по обе стороны престола. Майя отклонил голову назад, чтобы спросить Кала:
— Может быть, вы хотите присесть?
Со стороны Бешелара донеслось приглушенное сопение. Кала сказал:
— Спасибо, Ваше Высочество, но нет. Мы в порядке.
— А вы не хотели бы потанцевать?
— Ваше Высочество, пожалуйста, — прошипел Бешелар.
— Строго говоря, мы не являемся придворными, Ваше Высочество, — пояснил Кала. — Если бы мы не были вашими нохэчареями, мы не оказались бы здесь. Так что с нашей стороны было бы грубейшей бестактностью танцевать здесь, даже если бы в зале нашлись дамы, согласные принять нас в качестве партнеров.
— О, — сказал Майя, чувствуя себя очень молодым и глупым, и почти с облегчением услышал голос Бешелара, говорящий:
— Ваше Высочество, к нам идет лорд Чавар.
Майя повернул голову: к помосту бодрой рысцой приближался лорд-канцлер, за ним следовал молодой человек, такой же невысокий и коренастый, как сам Чавар, но одетый с естественной элегантностью, которой не хватало его отцу.
Они остановились у нижней ступени. Майя поманил их ближе, подавив в себе желание оставить Чавара внизу.
— Ваше Высочество, — сказал лорд-канцлер, вставая на колени, — можем ли мы представить вашему вниманию нашего сына Наревиса?
— Ваше Высочество, — сказал молодой человек, изящно опускаясь на одно колено.
— Мы рады, — ответил Майя.
Бессмысленная фраза, но она вполне удовлетворила Чавара и его сына.
Они поднялись, и Чавар продолжал:
— Мы понимаем, Ваше Высочество, как неприятно для вас в вашем возрасте оказаться при дворе без дружеского окружения.
За спиной Чавара Наревис закатил глаза и слегка подмигнул Его Императорскому Высочеству. Внезапно Майя почувствовал невыразимое облегчение. Он сухо сказал:
— Мы высоко ценим ваше внимание, лорд-канцлер, — но продолжать не стал, так как уже заметил, что любое выражение благодарности лорд- канцлер рассматривал как поощрение для новых завоеваний.
Чавар, сияя широкой улыбкой, поклонился и отошел в сторону, а Наревис пододвинулся ближе и прошептал:
— Ваше Высочество, мы должны извиниться. Но из многолетнего опыта мы уже знаем, что идея, засевшая у отца в голове, становится всесильной.
— Вовсе нет, — сказал Майя. — Мы благодарны. Мы не… то есть, у нас еще не было возможности познакомиться с нашим двором.
