— Она хочет захватить меня врасплох.
— Ваше Высочество?
Майя вкратце описал Цевету стычку с принцессой Унтеленейса накануне вечером.
— Мы понимаем, что было неразумно не указать точное время. — И добавил: — Но мы не думали…
— Неужели принцесса опустилась до подобной низкой тактики? — Цевет удивленно изогнул брови.
— Возможно, мы были слишком наивны, — сказал Майя, и Цевет с притворным ужасом пробормотал:
— Ваше Высочество!
Он тоже не может быть твоим другом, подумал Майя и плотнее запахнул халат, спасаясь от несуществующего холода. Он сказал:
— Мы не думаем, что получим пользу от обращения принцессы к лорду-канцлеру.
— Нет, — ответил Цевет. — Мы полностью согласны.
— Можете ли вы… задержать ее? Мы не можем дать аудиенцию принцессе Унтеленейса в этом халате.
— Ваше Высочество, — поклонился Цевет. — Мы сделаем все возможное.
Он ушел, а Майя вернулся в спальню, чтобы сказать Эше, что ему надо срочно одеваться.
Наверное, эдочареи были слегка обижены его нетерпением, хотя этот вывод он сделал только из полного молчания, с которым они приступили к работе. Однако это ни в коей мере не сказалось на их профессионализме, и уже спускаясь по лестнице, он был одет очень просто (для Императора), но каждая прядь его волос, каждая складка одежды была безупречна.
Принцесса Унтеленейса, все еще в глубоком трауре, стояла в центре огромной комнаты. Она была одна; вероятно, решила отказаться от незначительной поддержки Осмин Бажевин. При его приближении она откинула вуаль и поклонилась, хотя не глубоко.
— Ваше Высочество.
— Шевеан. Мы надеемся, вы хорошо спали.
— Мы не спали, — ответила она, словно только бессердечный монстр мог подумать, что она могла отдыхать.
Майя выдержал паузу, чтобы подчеркнуть грубость ее ответа, потом сказал:
— Пожалуйста, присядьте.
Она села на край кресла, напряженно выпрямив спину и подозрительно глядя на него. Майя тоже сел и, не видя смысла ходить вокруг да около, просто сказал:
— «Мудрость Чохаро» взорвали.
Сначала он подумал, что она не поняла его слов; затем она спросила:
— Да?
И он понял, что она в любом случае не считает этот факт относящимся к ее жалобе.
— Мы должны выяснить, кто убил нашего отца и братьев, — продолжал он. — Для этого нам понадобился Свидетель мертвых.
— Да, — повторила она с нетерпением женщины, разговаривающим с идиотом. — Сам лорд Чавар заверил нас, что Свидетели осмотрели тела с должным почтением, и их работа не помешает похоронам. И вдруг мы узнаем, что Эдрехазивар своим вмешательством задержал церемонию, смутил священнослужителей, не говоря уже о том, что проявил явное неуважение к отцу, приняв услуги двоюродного брата Сору! — Ярость захлестнула ее, и в голове Майи неожиданно прозвучал холодный и язвительный голос Сетериса: сердится ли она из-за похорон или раздражена участием родственника вдовствующей Императрицы?
Его сердце билось под ключицами; он снова чувствовал себя беспомощным и больным, как в детстве от разносов Сетериса. Но словно в ответ прозвучали слова Цевета: «Каноник Орсева не может указывать, что вам можно, а что нельзя», этот голос помог ему овладеть собой.
— Принцесса, мы можем только заверить вас, что никакое осквернение не имело места. Вы можете побеседовать со Свидетелем, если хотите.
Он услышал дрожь в своем голосе, и надеялся, что она ничего не заметила.
— Да, — согласилась она спокойно и холодно, так что у Майи не осталось иного выбора, кроме как позвать мальчика и попросить его пригласить Тару Селехара в императорские покои.
Молчание между ними все больше напоминало каменную стену. К великому облегчению Майи Селехар явился очень быстро, наверное, Свидетель давно ждал вызова. Селехар был одет во все тот же потертый траур, что и накануне. Они с Шевеан были странно похожи: с белыми безжизненными лицами и пепельными глазами.
Кого же он потерял, подумал Майя, давая знак Селехару встать на ноги и лихорадочно подбирая слова, чтобы его описание ситуации не прозвучало как обвинение нас принцессой Унтеленейса в тяжелом оскорблении.
Он сказал:
— Мер Селехар, принцесса желает гарантий, что к телу ее мужа отнеслись с должным уважением.
Может быть, Селехар и действовал в качестве Свидетеля против своей воли, но он не был жесток. Он поклонился и сказал Шевеан: