котором стояли архивные диски. Ну ладно, шкафу он уступал. Самую малость. А вот глаза его мигом превратились в две узенькие щелочки, иртхан смотрел так, словно я была опасной галлюцинацией.
— Здрасте, — сказала галлюцинация и помахала рукой. — Я извиниться. К вам можно?
Его ноздри едва уловимо дрогнули, и… все! Даже в лице не изменился, отступил в сторону и указал мне на дверь. Приглашающим широким жестом.
— Прошу.
— Ой, спасибо. Ничего, что я не на коленях?..
Немая сцена закончилась достаточно быстро: Халлоран оказался позади и резко шагнул вперед. Я влетела в кабинет так шустро, что даже на секретарей не успела оглянуться.
— Что за спектакль ты устроила? — привычно глядя на меня сверху вниз, холодно поинтересовался он.
Если так подумать, у него просто талант подавлять. Я почти физически ощутила, как врастаю в пол и уменьшаюсь в размерах. При свете дня иртхан почему-то выглядел еще более внушительным. А вот жесткий взгляд привычно пробежался по мне: оценивая от макушки, от собранных в хвост волос, до полусапожек. Захотелось отступить на несколько шагов, желательно в приемную. Лишь усилием воли заставила себя остаться на месте.
— Вы же хотели шоу в моем исполнении. Понравилось?
Халлоран приподнял бровь.
— Ты еще не поняла, девочка? — Его голос скользнул по коже с нежностью завернутого в бархат лазерного ножа. — Условия ставлю я. И только я решаю, когда ты будешь передо мной извиняться. И как.
От этих интонаций по телу прошла удушающе-жаркая волна. Иртханы с детства тренируют голос — на случай беседы со зверем, когда один неверный звук может оставить от тебя горстку пепла или мокрое место. Но сейчас я на себе ощутила все прелести низкого, обволакивающего властного тона. Не оставляющего ни малейших сомнений в том, кто хозяин ситуации, подчиняющего и лишающего воли. Не знаю, как он говорит со своими подчиненными — если он с ними вообще говорит, — но я бы на второй день уволилась, даже если бы мне за месяц предложили оклад как за год ежевечерних выступлений в Ландстор-холле.
— Оставьте меня в покое! — Я уперла руки в бока и посмотрела на него, как совсем недавно смотрела на шпиль его высотки. — Вы не трогаете меня, я не трогаю вас. Все честно.
— Неужели? — Пальцы жестко сомкнулись на моем подбородке.
Во рту неожиданно пересохло. Там, где его рука касалась моей кожи, словно полыхало пламя, и оно жидким огнем растекалось по всему телу. Сумасшедшее наваждение и гипнотический взгляд, под которым в самом низу живота раскрывался алый цветок бесстыдного животного желания.
— Не смейте делать это со мной!
Я рванулась и от души влепила ему пощечину, а в следующий миг оказалась с силой прижата к его груди со сведенными за спиной руками. Вывернутыми так, что на глаза навернулись слезы. Пошевелиться не могла — боялась, что распрощаюсь с левым запястьем. Оно, кстати сказать, уже горело, так же как и его щека.
— Вы сломаете мне руку. — Голос почему-то сел и стал еще ниже привычного.
В глазах иртхана полыхнуло пламя, на миг делая их похожими на брошенные в огонь драгоценные камни.
— В следующий раз так и сделаю. — Уголок тонких губ приподнялся. — Подумай об этом перед тем, как замахнешься снова, Леона.
Уже и имя мое настоящее знает! Как у них все быстро, у высших.
— Мне больно! — прошипела я.
— Об этом ты не подумала, когда шла сюда?
Запястье недвусмысленно намекало, что не против принять привычное положение: на нем словно кандалы раскаленные защелкнулись, которые с каждой секундой все сильнее вплавлялись в кожу. Отчасти так оно и было: высшие иртханы способны управлять температурой собственного тела. Неожиданно хватка ослабла, а потом меня жестко перехватили за талию и подтолкнули к панорамному окну. Во время совещаний, когда все места за длинным столом заняты, его, должно быть, закрывали жалюзи. Сейчас же вид из окна открывался головокружительный: центр и острова Мэйстона, залитые солнцем. Гельерский залив блестел, как отполированное зеркало. Вся жизнь осталась внизу, а здесь, под облаками, царил бесконечный холод. Столь же яркий и обжигающий, как слепящие глаза лучи. Точно так же ладони обжигало прозрачное стекло: я положила на него руки, чтобы чувствовать, что между высотой и мной есть хоть какая-то преграда. Колени подрагивали.
— У тебя потрясающий голос, — шепнули мне на ухо, опаляя горячим дыханием шею. — Завораживающий. Глубокий. Невероятный. Но это все, что у тебя есть, правда?
Контраст получился слишком ярким, а удар — точным. Возможно, потому, что полностью отражал мои чувства. Рванулась, но оказалась бесцеремонно прижата к стеклу сильным мужским телом. Браслеты пальцев снова сомкнулись на моих руках. Перстень-печатка с гербовым драконом вплавился в кожу, наверняка синяк останется.
