заканчивается.
— Леона? — Клари влетела в комнату и остановилась рядом со мной.
— Принесешь мне воды? Пожалуйста. Не слишком горячей и…
— Тебя зовут в ВИП-ложу!
От неожиданности приподняла брови.
— Ты же знаешь, я не выхожу к клиентам. И правилами Ландстор-холла это не поощряется.
— Все так, но это особый гость эссы Обри, она меня прислала. И просила передать, что отказываться нельзя.
Нельзя отказаться?!
— Так и сказала?
— Так и сказала. Леона, поторопись, пожалуйста, а то мне влетит.
Вот тебе и смягчающие леденцы, и горячая вода, и ванна с массажем в придачу. Пришлось снова влезать в жуткие туфли, застегивать ремешки и улыбаться отражению. Глупо, наверное, но для меня это что-то вроде приметы — не выходить на сцену, пока не улыбнешься в зеркало. А приглашение в ложу — все равно что выход на сцену. Хотя все это очень и очень странно, конечно.
Эвель Обри, хозяйка Ландстор-холла, придерживалась мнения, что приглашения от клиентов нужно выносить за двери клуба. Какими бы они ни были: личными или профессиональными, да любыми. Интересно, кому и зачем я сдалась? Теперь уже нет сомнений, что именно тот тип из ложи пялился на меня все выступление. С чего бы? В клуб иногда захаживали конкуренты — поглядеть на певиц, танцовщиц и музыкантов, но они обычно караулили вне этих стен. За последние полгода мне поступило четырнадцать самых разных «более выгодных» приглашений, но сомневаюсь, что эсса Обри согласится со мной расстаться и с радостью преподнесет меня на подносе кому бы то ни было. Потому что я приношу ей отличные деньги.
Мы шли по коридорам в другую сторону: чтобы попасть к ложам, нужно обойти клуб по кругу. Здесь свет уже был приглушен, поэтому фотографии на стенах просто мелькали перед глазами. Впрочем, в свое время я выучила их наизусть — даже даты выступлений, надписанные под ними, так что присматриваться не было ни малейшего желания. Куда больше меня волновало другое.
— Не знаешь, кто меня хочет видеть и зачем?
Клари покачала головой.
— Понятия не имею. Мне велели просто тебя пригласить. Там какой-то именитый гость, а уж что и как, не представляю.
На задворках души всколыхнулась надежда. Недавно у нас с Эвель состоялся разговор, и речь шла о долгосрочном контракте. Долгосрочные контракты заключали только с очень перспективными музыкантами, но мне не хотелось бы связывать себя такими обязательствами. Тем более что я не оставляла попыток найти лазейку в оперу, о чем и сообщила владелице Ландстор-холла. Она тогда сказала, что девочке с улицы в Мэйстонской опере ничего не светит, в чем я уже неоднократно убеждалась на собственном опыте. Ну а вдруг?.. Вдруг к ней пришел режиссер новой постановки или композитор и спросил обо мне?
От предвкушения слегка затрясло, даже руки похолодели. Когда настолько приближаешься к своей мечте, сложно оставаться равнодушной. Мы как раз вышли в холл, в котором полукругом расположились двери, ведущие в ложи. Здесь было тихо, только охранники застыли у стен.
Клари постучала за меня, шепнула:
— Удачи! — и отступила, тряхнув белокурыми локонами.
А я шагнула в полумрак, где на диване, обитом черным бархатом, восседал мужчина. Оказавшись так близко от него, я снова ощутила на себе этот взгляд: изучающий, жесткий. Пальцы его постукивали по подлокотнику, а сам он рассматривал меня так откровенно и беззастенчиво, что все очарование мечты разом улетело куда-то в район нижнего жилого уровня. А вот его рассмотреть не представлялось возможным — лицо скрывала черная полумаска, разве что на резко очерченный подбородок пялиться? Но я решила — ему можно, а мне нельзя, что ли? Вот еще! С вызовом посмотрела в глаза, отмеченные серебристой каймой прорезей. Да будь он хоть трижды режиссер!
— Позвольте представить, Бриаль Бетрой, моя лучшая певица. — Голос эссы Обри звучал несколько заискивающе.
Я успела поймать челюсть до того, как она пробьет пол и окажется там же, где моя недавняя мечта: Эвель была женщиной жесткой и прагматичной. С подчиненными — резкой и требовательной, с клиентами неизменно обходительной, но умеющей настоять на своем. Сейчас же в ней явственно ощущалось волнение — да-да, мамой клянусь. И в том, как она схватила меня за руку, чтобы подвести ближе к бесценному гостю, и в том, как неосознанно поправила идеальную прическу, перехваченную шелковой лентой в тон ярко-зеленому платью. С ее рыжими, коротко стриженными волосами смотрелось на удивление гармонично, а вот я отказалась следовать моде в том, что касается волос. В итоге так и осталась с длинными, ниже плеч, которые просто скручивала изящным узлом.
— Оставьте нас.
Голос был под стать ему — холодный и жесткий.
Но самое главное, что Эвель беспрекословно подчинилась, напоследок наградив меня таким взглядом, под которым захотелось рухнуть — да-да, на самый нижний жилой уровень. Поскольку стоять мне не улыбалось, я просто села в кресло подальше от него. Какое-то время мы оба молчали, изучая друг