фондами работаю, у нас серьезный народ и дресс-код такой, что даже цвет пуговиц регламентирован, какие уж тут зеленые волосы.
– А я в отпуске всегда крашусь в оранжевый, – поведала маленькая продавщица. – У нас не инвестиционный фонд, но почему-то тоже много всего нельзя.
– В первобытной культуре табуирование было призвано компенсировать отсутствие нравственного закона, – мрачно сказала Рута. – С тех пор, по-моему, изменилось гораздо меньше, чем принято полагать.
Наградой ей стала извлеченная из-под прилавка черная книжка с разноцветными буквами. «Популярное непознаваемое» авторства Рутиного двойника. И одновременно полной тезки.
Интересно, – подумала Рута, – а вдруг это все-таки моя книга? Может, я как Джекил и Хайд? По ночам, когда добрый инвестиционный банкир доктор Джекил ложится в постель, злобный мистер Хайд включает компьютер, открывает в тайной директории запароленный намертво файл и пишет книжки? Нет, пожалуй, в таком режиме я бы уже давно сдохла. И потом, если презентация состоялась три года назад, значит, книга написана еще раньше. А еще раньше я была замужем. Марек, конечно, довольно фуфловый муж, но постороннего Хайда за моим компьютером он бы точно заметил. И потащил бы пить пиво и к девкам. Так что не вариант.
Она наконец открыла книгу. Руки почти не дрожали, спасибо джин-тонику. А что перед глазами расстилался цветной туман, так какой с них спрос, зрение в последнее время и так ни к черту, а от стрессов падает еще больше. А сегодняшний день один сплошной бесконечный стресс. Очки тебе давным-давно пора было заказать, если уж линзы, как выяснилось, раздражают. А не ходить подслеповатой курицей, для которой весь видимый мир – сплошная неизреченная слоновья нога, о которой известно только, что она серая, очень большая и есть.
Ничего не видела, но расстаться с книгой никак не могла, листала наугад, кое-как разобрала несколько строчек – что-то там о мистериях в современном мире, о тревожности как антониме магического, об измененном состоянии сознания как входном билете в подлинную жизнь. Наконец поняла, что это издевательство над собой и здравым смыслом, отдала книгу хозяйке. Сказала:
– Даже жаль, что автор не я. Я бы хотела. И в юности, когда поступала на философский факультет, была совершенно уверена, что именно чем-то таким впоследствии займусь. А где-нибудь эту книгу еще можно купить, вы не знаете?
– Не знаю, – вздохнула та. – У нас было, кажется, всего пять экземпляров, больше года лежали, людям, сами знаете, чего бы попроще, и чтобы реклама по телевизору, поэтому когда наконец распродали, не стали делать дополнительный заказ. Может быть, в университетской книжной лавке еще есть? Или в «Титанике», где была презентация? У них там свой книжный киоск, я точно знаю, потому что хотела перейти туда работать, но не получилось, осталась тут…
– Спасибо, – кивнула Рута. – «Титаник» – хорошая идея. Заодно выставки посмотрю. Сто лет не была ни на каких выставках, а когда-то вообще ни одной не пропускала и в другие города специально ради них ездила, в основном, на попутках, денег не было ни черта. А теперь есть, да я обленилась, никуда не хожу, все стало неинтересно. Нельзя так жить.
Нельзя так жить, – повторяла она про себя, пока шла по улице в сторону Художественной академии, сама удивляясь невесть откуда взявшейся ярости. – Нельзя. Нельзя!
Прохожие, наверняка лелеявшие злодейские планы взять пару-тройку автографов у автора не шибко нашумевшего, будем честны, шедевра о непознаваемом, пообещать ей свидание в пятницу, а заодно передать привет маме, расступались перед Рутой, как перед чумным доктором в маске. Впрочем, выражение ее лица сейчас наверняка компенсировало отсутствие клюва и что там еще положено иметь при себе вестнику смерти. Ну или спасителю от нее.
Книжный киоск в «Титанике» почему-то не работал, зато шли сразу две выставки, по числу этажей. На первом – какие-то невразумительные инсталляции, а на второй Рута так и не поднялась, потому что на лестнице ее заключил в объятия седой здоровяк с лицом отучившегося в дюжине университетов Санта-Клауса, в ярко-лимонном пальто до пят.
– Рутка! – восхищенно орал он. – Куда ты пропала?! Месяц тебя не видел, ни слуху, ни духу. Как ты? А Мишка как?
Господи, какой еще Мишка, – устало подумала Рута, стараясь высвободиться из дружеских медвежьих объятий. Но тут же поняла, какой. И с неожиданной злостью подумала: мало того что эта крашеная зеленая сучка доппельгангерша пишет мои книги, так она еще и Мишку моего окрутила. Ну и дела.
С другой стороны, сама виновата. Не надо было без конца морочить ему голову: «Вооот ты сейчас закончишь свою дурацкую магистратуру, и что потооооом? Чем зарабаааааатывать? Как мы будем жииииить?»
Как-как, каком кверху. Уж всяко не хуже, чем я все эти годы жила без него. Марек вон отлично зарабатывал, мечта любой босоногой принцессы, настоящий мужик. А толку от того Марека. Ну вот красивая фамилия, это да.
Лимонный Санта-Клаус тем временем отпустил ее, оглядел с ног до головы, озадаченно покачал головой:
– Что с тобой, ребенок? Не заболела? Как у тебя дела?
– Вы меня с кем-то перепутали, – обреченно сказала Рута. И зачем-то добавила: – Но вы такой милый, что мне даже жалко, что я – не она.
– Перепутал? – изумленно переспросил он. – Ну, может быть. То-то я смотрю, Рутка похудела и зачем-то перекрасилась в блондинку… Нет, не подумайте
