– Вы неверно оцениваете наш город, – сказал Урия, – вы рассматриваете его как некий, э, анклав. Заповедник добрых старых традиций. И оттого делаете ошибки.
– А это не так? – Он принял у гардеробщика свою куртку, все еще холодную, и на ходу натянул ее, торопливо попадая в рукава.
– Это не так, – Урия аккуратно поднял воротник, защищаясь от мокрых плеток ветра. – Его полное имя, кстати, Валентин. У него мама была без ума от Гуно. Опероманка.
– Скажите, а здесь есть что-то кроме оперы?
– Конечно, – сказал Урия, – конечно. Баволь – это, увы, не бог весть что, но здесь была неплохая станковая живопись. Да, и гравюры. Литографии. До сих пор лежат в антикварных лавочках, такими, знаете, пачками… Люди в спецовках. Монтажники, сталевары. Опоры ЛЭП в тайге. Очень трогательно. Майолика хорошая. В последнее время все увлеклись ресторанным делом. Не дух, но плоть. Тоже искусство, очень тонкое, хотя более… гедонистическое.
Валек подъехал к другой стороне улицы и гудел.
– Вы что кончали?
– Простите?
– Ну, какое у вас образование?
– Какое у меня может быть образование? – удивился Урия. – Я же сильф.
В зеркальце заднего вида он увидел бегущих к ауди контактеров, нос у Викентия был расквашен, но вид боевой. Люди науки чужды ложной рефлексии и потому обычно берут верх над людьми искусства. Увидел седлающих ямахи Мардука с Упырем. Эти-то куда? Зачем?
– Все не совсем так, как вы думаете, – сказал Урия. – Это эскорт.
Шпетовский дом угловато громоздился на фоне воспаленного неба. Декорация, задник оперной сцены. Пустой подъезд, пустые лестничные площадки, на втором этаже у чьей-то двери белое с синей каемкой блюдечко, желтоватое содержимое ссохлось и пошло трещинами. Дверь не заперта – клочок света лежал на полу словно коврик. Лампочка под потолком коридора мигала в раздражающем, как подкожный зуд, ритме.
Шпет лежал на полу гостиной, рядом с конторкой, на которой стоял очень старый черный эбонитовый телефон. Шпет был в пальто, таком же старомодном, черном, чуть лоснящемся на швах. И в таком же костюме.
Пахло горелым.
Он представил, как Шпет, в расчесанных усах и роскошной шевелюре, энергично идет к входной двери, как сбрасывает цепочку, отодвигает защелку и там, за дверью, на лестничной площадке видит что-то такое, отчего пятится и отступает, пока не натыкается спиной на конторку…
Руки-ноги у Шпета были вывернуты, вместо шеи – пучок торчащих жил, синих, красных и белых, кровь стекла на паркет, затекла под затылок Шпету, старомодный крахмальный воротник рубашки из белого сделался красным. Странный способ убийства. Вот некто смыкает челюсти на шее Шпета, вот набивается в рот и царапает язык щетина, рвется под напором клыков вялая старческая кожа, прыскает в небо теплая солоноватая жидкость. Он непроизвольно сглотнул.
– Нет, – сказал Урия.
– Что?
– Это не вы.
– Это, конечно, не я, – сказал он сердито. – Когда бы я успел? Я тут с контактерами валандался.
– Не в этом дело.
Урия говорил тихо и неторопливо, словно не было мертвого Шпета, словно им некуда было спешить, хотя, если честно, Шпету и правда было некуда спешить.
– Зло может показаться романтичным. Ну как же, тиран, сверхчеловек, смерть Петрония, золото и пурпур. На самом деле тиран – это, в сущности, так скучно. Никакой свободы, только необходимость. Выбрав зло, вы теряете свободу. Выбрав добро – вновь, раз за разом становитесь перед необходимостью выбора.
– Банально, – сказал он.
– Истина всегда банальна, разве нет? – Урия чуть заметно улыбнулся. – Гляньте-ка.
Стянутая со стола скатерть лежала вялой кучкой, на почерневшей столешнице обгорелая груда бумаг, хрупкие пепельные мотыльки. Пустые альбомы распластались сбитыми птицами. И запах, сухой и острый, запах угля и окалины, запах старинного вокзала, змеиный запах…
– Надо же, это, оказывается, его саламандра. А я и не знал. Первоэлементы вообще-то очень трудно приручить.
– Есть такая штука, называется зажигалка… Такая, знаете… Щелкаешь, колесико…
– Это саламандра, – спокойно возразил Урия, – видите, вот… лапки.
Цепочка маленьких следов, черных и обугленных, тянулась по паркету. Кто-то очень юркий, очень быстрый. И раскаленный докрасна.
– Надо вызвать полицию, – сказал он полувопросительно.
