– Принимаю, – громко сказал Гильс.
Его отец протянул руки к сверкающему черными алмазными гранями пауку и дотронулся до него.
В руках у вампира оказался медальон – точно такой же был на нем самом. Наступила самая торжественная минута: Гильс, стоя перед отцом, склонил голову, а Темнейший надел медальон на шею своего младшего сына.
– Отныне и навсегда ты принимаешь титул Темнейшего и получаешь права наследника. Ты клянешься защищать темную сторону и нечисть, подвластную тебе, от врагов и охотников. Ты клянешься следовать традициям рода, помнить и чтить память предков… Влада, слушая фразы, которые Гильс повторял за отцом, любовалась самым младшим Мурановым: медальон сверкал на его черном камзоле до боли в глазах, бросая яркие искры на лицо и волосы юного вампира. Сейчас он не был похож на того парня, который пришел во двор на Садовой улице, чтобы отыскать ее, и с которым она целовалась еще несколько часов назад на лестнице. Гильс очень гармонично вписывался в страшную красоту этого паучьего царства, будто всегда и был его хозяином, и на его лице не было и тени смущения или неуверенности. Море пауков дернулось, как по команде, – не сразу можно было догадаться, что это их странный поклон юному хозяину.
Увидев, что Гильс направляется к ней, Влада растерялась – этого она ожидала в последнюю очередь. Но Гильс, подойдя, снял со своей шеи только что надетый отцом медальон. В ту же секунду медальон, алмазный паук, раздвоился: на вампире остался точно такой же.
Влада, затаив дыхание, будто бы видела со стороны, как Гильс надевает медальон ей на шею, как аккуратно поправляет его, отбросив ее волосы. Медальон оказался холодным и тяжелым, как гиря: он чуть не вспорол кожу на шее, и Влада пошатнулась, едва устояв на ногах. По всему телу пробежалась холодная волна, а потом стало гораздо легче, тяжесть исчезла, а медальон сам лег в ложбинку между ключицами, прилипнув к коже. Задавать вопросы в такой момент показалось неуместным, лучше было молчать и ждать, пока ей объяснят, что же это значит.
К счастью, на этом торжественная часть была закончена, и зал начал приобретать обычный вид: пауки исчезали, растворяясь в стенах, лед на Неве снова посинел, а портреты на стенах потемнели, скрыв тех, кто только что смотрел с них на происходящее.
– Теперь я смогу спокойно уйти в нужный момент, – произнес Темнейший. – Мне будет на кого оставить нечисть. Ты ведь теперь знаешь, как тебе поступать и что делать, Гильсберт?
– Теперь знаю.
Гильс был задумчив и погружен в себя, а Влада проверяла свои ощущения: она была уверена, что в ту самую секунду, как медальон коснулся ее кожи, голод должен был исчезнуть. Может быть, так оно и есть, нужно только как следует выспаться, потому что в ногах и руках ощущалась слабость.
– Осенью ты будешь вместо меня заправлять балом в нашем родовом дворце, сын мой, и познакомишься со своими сводными братьями и сестрами. Если бы ты знал, как они хотят тебя увидеть! Теперь запрета на ваши встречи нет, это радует мое сердце. Кстати, Носферон тебе покидать необязательно, пусть тебя это не беспокоит, – обратился к своему наследнику Темнейший. – Ты сможешь учиться дальше, сдавать экзамены и появляться на сессиях, я даже разрешаю тебе вечеринки и студенческие забавы, потому не горюй о своей потерянной юности. Теперь же я отпускаю вас в Москву…
– Могу ли я задать вам вопрос, Темнейший? – Набравшись смелости, Влада улучила подходящий момент.
– А она может быть решительной, хотя на вид кротка. – Старый вампир повернулся к Владе, оценивающе и снисходительно ее разглядывая. – Что ж, дорогуша, я слушаю. Ты наверняка хочешь узнать, во что одеваться на бал?
– Это по поводу наших лекций в Носфероне, – смутилась Влада. – И это… не только мой вопрос, но, наверное, его задал бы любой студент. Нам много рассказывают о Конвенции, о магах. Нам говорили, что светлые маги держат мир в равновесии, что они защитят его от катастроф. Но я слышала, что вы сказали… что они не маги, а только охотники за нами, нечистью. И вы сказали, что кровь магов осталась только у меня. Как же так?
Темнейший продолжал смотреть на Владу, прищурив глаза, но отвечать не торопился.
– Простите, – пробормотала Влада. – Дело в том, что я училась когда-то в школе с людьми. Один из этих людей теперь стажер у магов, и около месяца назад я услышала от этого человека, что маги готовят войну против нас, что нас хотят загнать во Тьму, в пространство, которое дальше янва, как нам говорят, а там что-то ужасное…
– Да-а, – наконец заговорил старый вампир. – Ты имела право спросить об этом, хотя я от девочки ожидал все же вопросов про платья и балы. Но я отвечу тебе. Да, в Носфероне учат тому, что маги светлы, что они держат в равновесии мир, и так далее. В Носфероне ничего не говорят о Тьме, потому что вам лучше этого не знать. Но, пока еще существует Конвенция, разве стоит говорить эту правду?
– Отец, иногда правда лучше лжи, – вмешался Алекс. – Например, когда я в детстве видел статую паука, его глаза были темными. Тогда я слышал от тебя, что глаза зажгутся, если самый страшный враг приготовится к новой войне. Ты тогда говорил – враг, но это было не о магах… то есть охотниках, их ты не опасался. Ты и твои советники говорили о Тьме, что именно там находится враг. Домовые в своей паранойе бредят про какой-то злосвет, властелина Тьмы… Это как-то связано с тем, что слышала от магов Владиша?
– Ты ведь знаешь, Алекс, что мы говорим в Носфероне то, что обязаны говорить юной нечисти по Конвенции, – уклончиво ответил ему отец. – А даже если рассказать правду, что нет уже давно светлых магов, а нам противостоят магические самозванцы, которые поклоняются невесть кому и угрожают загнать нечисть во Тьму, разве горячие головы не ринутся напролом? Если рассказать все то, что посеет хаос и панику среди нечисти, долго ли еще продержится Конвенция? Скольких сумасбродных вампиров, валькеров, троллей тогда недосчитается темная сторона?
