— Я должен бежать из Сюзейла, — мрачно сказал он комнате. — Прямо сейчас.
Пинком отшвырнув кресло, он шагнул обратно к столу, поставил на него Чашу, затем бросился по комнате, подбирая необходимые вещи.
— Плащ, фонарь, побольше монет, запасной кинжал, старые охотничьи сапоги взамен этих модных…
Он подумал о Королевском лесу. Да, туда он и отправится.
Прямо сейчас, когда все значимые лорды были здесь, в Сюзейле, а судьба королевства лежала на блюдце между ними.
Да, он уйдёт.
Почему? Проклятье, да потому что он боится.
Перед ним вспыхнул взгляд леди Глатры, затем злобные глаза Халонтера, затем груз тёмной и злой воли, которая так часто проникала в его разум…
— У меня есть стларновски весомая причина бояться, — прошипел он вслух, возвращаясь к столу, чтобы посмотреть на собранные вещи.
Ох, ему ведь потребуется королевский указ, чтобы городские ворота отворили ночью. Хорошо, что его отец принадлежал к поколению, считающему, что каждый благородный дом должен при любом удобном случае давать взятки царедворцам в обмен на различные вещи на случай будущей нужды.
Указы были спрятаны в ящике небольшого амнийского стола, вместе, да, вместе с отравленными кинжалами, которые тоже могут ему пригодиться.
Ах! И как же он собирается зажигать фонарь? Кремень и кресало в отдельной трутнице. В конце концов, при нём не будет слуг там в лесу.
В лесу.
Вряд ли он мог отправиться в охотничий домик Грозозмеев. Как только ручные волки Глатры обнаружат, что он сбежал из дому, они первым делом заглянут туда.
Нет, это должна быть другая охотничья хижина, которую вряд ли найдут.
Что означало место, принадлежащее одному из его немногочисленных друзей среди его собратьев–заговорщиков.
Виндстагу.
Учитывая раны и пятно, которое он навлёк на свою репутацию, охотясь за топором, и свою мнительность, Виндстаг ещё много дней и носу не покажет за ворота своего особняка. Что означало, что охотничий домик какое–то время будет свободен, поскольку ни один другой член семьи Виндстагов не любил охоту.
Туда Марлин и отправится.
Но не один. Не в эти глухие места. Только не тогда, когда королевские лесничие могут обойтись с ним, как с любым отчаянным разбойником.
Он возьмёт троих людей, лучших оставшихся телохранителей среди тех, кому он мог доверять.
Насколько он вообще мог кому–либо доверять, разумеется.
С ехидной и горькой усмешкой, порождённой этой мыслью, Марлин поспешил покинуть комнату, чтобы найти седельные сумки.
В конце концов, он ведь возьмёт ещё четыре самых быстрых лошади.
— Последнее заклинание было лишним, — пробормотал Эл, когда Шторм снова устало улеглась на него сверху и взяла его подбородок — подбородок Рун — в ладони, чтобы прижаться к нему лбом.
Их разумы погрузились друг в друга в привычном слиянии… и исцеление началось заново. Никто из них не желал замечать, каким мрачным и усталым был разум Шторм.
— Не можешь обойтись без величественных жестов, — прошипела она. В её дыхании чувствовались слабые нотки корицы. — Без последнего росчерка. Без злоупотребления магией.
— Это
— Да, да, я знаю, — вздохнула она. — Только заставляй их бояться меньшим количеством магии в следующий раз, ладно?
— Хорошо, милая, — пробормотал он. — Или шататься и падать будешь уже ты, а не я. Я знаю.
Шторм пробормотала нечто нечленораздельное и прижалась к нему, её разум согрелся от вспышки удовольствия.
Эл задумался на миг, что из сказанного породило такую реакцию… а затем забыл вместе со всем остальным, когда исцеление достигло той стадии, на которой он всегда погружался в забвение.
Прекрасное забвение…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
