кровати и ждала.
Сегодня мама и папа ругались особенно самозабвенно, словно на самом деле отыскали достойную тему для глобальной ссоры. Стоило об этом задуматься, как все мое тело сотрясло от предчувствия беды.
Каждый раз во сне все повторялось, но ощущения приходили ко мне с той же острой болью, будто и не я жила после случившегося сначала два года, а потом еще пять лет в прошлом.
Сердце кольнуло, и я прижала к груди ладошку, слушая учащающиеся удары.
— Папа… — позвала тихо и жалобно, как потерявшийся котенок. — Мама.
Они не слышали, продолжали огрызаться, но так, что я не могла разобрать слов. Возможно, успей я тогда выйти хоть на несколько минут раньше из комнаты, ничего бы не случилось. Но я выжидала, оцепенев от простого детского страха: неужели все на самом деле.
Через какое-то время родители умолкли, хлопнула дверь ванной комнаты, в отдалении сипло свистнул кран, гулко зашумела вода. Папа заглянул ко мне не сразу, и я поняла, что все совсем плохо, когда он, старательно отводя взгляд, поцеловал меня в висок пахнущими сигаретным дымом губами.
Он никогда не курил по утрам. Также никогда не позволял себе лгать единственной дочери, поэтому я прямо спросила:
— Что случилось?
Он горько усмехнулся и как-то слишком небрежно пожал плечами:
— Все как всегда, тушонок.
Отец старался вести себя спокойно, не выдать правду, впервые оберегая меня от нее. Так я узнала, как бывает, когда все очень плохо, а люди вокруг пытаются изобразить счастье лишь потому, что тебя угораздило родиться именно в этот день.
Больше я не стала расспрашивать, втайне надеясь, что ошиблась, поспешила с выводами. Но нет. За завтраком мама щеголяла красными от слез глазами и норовила опять начать ссору с отцом, но он, думая, что я не вижу, угрожающе посматривал на супругу.
В полной тишине мы выпили свой чай с бергамотом, съели по большому куску торта, и я сбежала из дому подальше, хотя и планировала поваляться и почитать понравившуюся книгу, раз день рождения все равно выпал на субботу.
Я отправилась к подруге и сразу же ей все рассказала. Она мне не поверила, ведь и сама не раз видела перебранки моих родителей. Но я знала. Знала лучше кого бы то ни было. Ведь именно я прожила с этим мужчиной и этой женщиной под одной крышей ни много ни мало пятнадцать лет жизни. Трудных, первых, но пятнадцать.
Родители развелись через две недели. Они больше не ссорились и даже не пытались делить имущество. Квартиру — единственное ценное — папа оставил нам, а сам перебрался к двоюродному брату на другой конец города. Алименты на меня они также не обсуждали: папа сам решил, что я буду получать все в том же объеме, что и раньше. Но мама, будто ему в пику, перевела меня из лицея в обычную школу. Денег на оплату учебы хватало, но ей хотелось хотя бы так ущемить его. Через меня. Моими руками. Но я все видела. Все эти ужимки и попытки как-то задеть отца. Он не позволял, а я не собиралась его ненавидеть.
Из-за чего все случилось? А из-за чего разводятся другие?
Часто мне казалось, что родители разбежались лишь потому, что не дали себе шанса и труда разобраться. Это ведь чертовски сложно: сесть напротив и дать возможность собеседнику просто все рассказать. Так сложно, что проще заниматься бумажной волокитой.
С отцом я виделась по выходным. Он забирал меня на целый день, и мы устраивали себе настоящий праздник. Возможно, конечно, что праздником этот день был лишь для меня, а он ни на секунду ни о чем не забывал, но я не видела и тени во взгляде отца.
Мама о папе не спрашивала. Она вообще стала редко появляться дома. Об обедах и ужинах я перестала заикаться через день после отъезда отца — не имея возможности поссориться с ним, она устраивала скандалы мне.
С новой школой тоже ничего хорошего не вышло, а ребята в классе и вовсе невзлюбили меня, стоило представиться. Так бывает. Стая диких собак тоже порвет слабую комнатную собачонку лишь за то, что ее можно сцапать. И логика здесь ни при чем.
Маме о школе я не рассказывала, папе — тем более.
…Видение во сне сменилось — мое сознание, как давно отлаженный механизм, перенесло обзор в просторный класс. Самый обычный: шесть окон по левую сторону от доски, парты в три ряда, блеклые голубые обои на стенах и кое-где вздувшийся и оторвавшийся линолеум. Ничего нового или необычного. Самый заурядный день. Как и тот, когда я перестала быть глупенькой пятнадцатилетней девочкой.
Из класса я выходила под пристальными взглядами других девчонок. При учителях они вели себя скромно, но вот на переменах… Я боялась перемен…
Это теперь я знала, чего ожидать, и даже не вздрогнула, в очередной раз неизменно сворачивая после уроков за угол школы, чтобы по асфальтированной дорожке пройти до дальней калитки в ограде. За калиткой пышным цветом радовала глаза белая сирень, скрывая еще одну дорожку.
Тем путем мало кто пользовался, чему я могла только радоваться, ведь это до минимума сокращало мое общение с одноклассниками, а когда я добиралась до остановки, мне оставалось лишь перейти дорогу, чтобы оказаться дома.
