но попытаться договориться с ней стоило.
Мы встретились в пустом ресторане, одном из немногих, что еще продолжали работать. Катерина выглядела, как всегда, элегантной и красивой, но под темной вуалью и макияжем все равно были видны следы усталости.
– Здравствуй, Маэл.
– Добрый день.
– Ты так и не зашел ко мне, – с обидой сказала женщина.
– Извини, сначала было не до этого, а потом я стал в твоем доме нежеланным гостем.
– Не говори так!
После моего возвращения из Инферно я не сразу вспомнил о Катерине. А когда послал ей письмо, она была в загородном поместье. Потом меня сослали на Санторин, а после возвращения мне уже действительно было не до этого.
– Ты изменился. Очень.
– Катерина, для тебя прошло всего три года, а для меня двадцать лет. Целая жизнь.
– Понятно.
Мы замолчали, официант принес кофе и пирожные.
– Маэл, Чарльз…
– Пошел против императора.
– Это ведь неправда! Он не виноват! Его просто оклеветали!
– Катерина, – вздохнул я, – он мне сам говорил это, когда мы сидели не так далеко отсюда.
– Но…
– Тебе сложно в это поверить, но это так. Твой муж стоит за восстанием в Райхене.
– О чем ты говоришь?!
– О том, чего ты предпочитаешь не замечать, Катерина. Ты живешь в роскошном доме, даешь приемы и устраиваешь балы. Ты можешь позволить себе любые наряды и драгоценности. А в это же время рабочие твоего мужа не могут накормить детей.
Она слушала меня, то бледнея, то, наоборот, краснея. Мне было жаль ее, но сказать ей правду необходимо.
– Никто не может терпеть вечно, и этого твой муж и другие промышленники никак не хотят понимать. Терпение рабочих кончилось, и поэтому император начал принимать меры, но Чарльз решил сместить императора, а не пойти навстречу рабочим.
– Я понимаю, он может ошибаться, но он же не преступник, а против него Тайная канцелярия уже открыла дело…
– Катерина, – мягко сказал я, – ты понимаешь цену этих ошибок? Это не нарушить правило этикета или немного смухлевать в картах. Чарльз Левингстон, твой любимый муж, поставил под удар всю империю!
– Это не так!
– Нет, так! Это именно так! По его вине уже погибли люди! И еще погибнут, если он не остановится! Пока казнили только двух промышленников и еще пятерых отправили в ссылку. В следующий раз это ждет всех до единого членов Союза.
– И что дальше? Убьешь отца моих детей?
– Катерина, я пытался поговорить с ним, я предупреждал его, что все кончится большой кровью, но он меня не послушал. Казнь Гюнтера Райнеха и Ханса Круппа была последним предупреждением. В следующий раз Аврелий не будет думать о гуманности. Только ты можешь уговорить своего мужа остановиться, а иначе будет поздно.
– Я не лезу в его дела, – покачала она головой.
– Тогда тебе остается только надеяться.
– Что толку от надежд?
– Пошли.
– Куда?
– Я покажу тебе людей, у которых нет ничего, кроме надежды, что когда-нибудь их жизнь хоть немного изменится к лучшему.
Я показал ей всего лишь один поселок рабочих из десятков подобных, стихийно возникающих возле крупных фабрик. В отсутствие какого-либо транспорта люди предпочитали селиться рядом с местом работы. Тем более что многие из них все равно не могли платить за нормальное жилье.
Катерина увидела старые бараки с промерзающими зимой стенами, грязные улицы и детей, вынужденных с двенадцати – четырнадцати лет работать наравне со взрослыми, женщин, которые в тридцать лет выглядят как старухи, и мужчин, искалеченных на заводах и теперь с трудом выживающих за счет родни. Я не показывал ей ничего особенного, просто обычную повседневную жизнь простых рабочих.
Не знаю, что из этого получится. Может быть, Катерина сможет переубедить Чарльза, и тогда я закрою глаза на то, что он уже сделал. Но я сильно в этом сомневаюсь. Слишком далеко они зашли, чтобы останавливаться, даже понимая, насколько мало у них шансов.
