Она вскинула голову.
— Хватит! — запротестовала она, но это прозвучало недостаточно сердито.
— Тебе не хватает контроля, — сказала я, аккуратно измеряя ее настроение, когда провоцировала ее. — Он делает это за тебя! Айви рисковала своей жизнью, всем, чтобы помочь тебе выйти из-под него, а ты тайком, за ее спиной, притворяешься чистой, но ты всего лишь грязная вампирская кукла, режущая свои же вены, чтобы к ним присосаться!
Нина напряглась.
— Как ты смеешь! — воскликнула она, ее глаза были полностью черными.
Я дернулась, чтобы проложить расстояние между нами.
— Как я смею? — повторила я. — Если бы его в тебе не было, то ты бы уже вцепилась мне в горло. У тебя не достаточно своего собственного контроля… не той силой, которую он кинул в тебя. Ты — маленькая девочка, жалующаяся о том, как это трудно. Но ты должна решить, любишь ты ее или его, и сделать свой выбор. Откровенно говоря, мне все равно, что будет с тобой, но я не позволю тебе окунуть Айви обратно в ту слизь. Он находится в тебе и сейчас, не так ли? Не так ли!
Глаза Нины широко распахнулись, но это не меня она испугалась. Трент мудро отступил назад, когда Нина задрожала, сильный спазм сжал ее. Я с трудом сглотнула, напрягаясь, когда ее дрожь прекратилась. Я могла услышать людей, нервно шепчущихся в коридоре, и я попросила их не входить.
В течение трех секунд Нина не двигалась, ее голова была опущена, а руки — сжаты. Медленно, как будто приспосабливаясь к своей коже, она поставила себя в уверенную позицию, и холодное выражение появилось на ее лице. Когда ее взгляд встретился моим, это больше не была Нина. Я начинала задумываться, когда-нибудь была ли это она.
Позади меня застонала Айви, убитая горем.
— Ты становишься занозой в заднице, — сказала Нина, но хотя голос был тем же самым, интонация была другой. Это был Феликс: коварный, бездушный, политически влиятельный, и все же охраняемый Кормелем. Закон требовал, чтобы мастер-вампир Цинциннати опекал его до тех пор, пока старость или безумие, смотря что доберется до него первым, заставит его выйти на солнце. Сейчас было похоже, что осталось не долго. Нина отправится с ним. Я не видела никакого другого пути, и мое сердце болело за Айви. Она так сильно хотела помочь ей, она видела свое искупление в спасении Нины. Это причиняло боль больше всего.
Я отступила, показывая уважение, только для того, чтобы спасти свою шкуру. Это было всем, что я хотела. Чтобы Айви увидела ее такой, чтобы она больше не закрывала на это глаза.
— Убери Айви отсюда. Я хочу поговорить только с одним Феликсом, — сказала я, и Айви запротестовала, когда Трент помогал ей выйти. Нина переместила свой взгляд к Айви, когда они уходили, и я напряглась.
— Оставь дверь открытой, — сказала я мягко, и Нина фыркнула, звук был презрительным и мужским. Мне было все равно, если Феликс узнает, что я боюсь. Я боялась и не хотела, чтобы дверь закрывали. Я могла услышать врачей, и мое беспокойство за Айви снизилось. Она будет в порядке. А вот я, как бы то ни было…
Найдя более устойчивую позицию, Нина потянула вниз рукава своего модного, грязного жакета, как будто это был деловой костюм. Мельком глянув, она нахмурилась от своей неопрятности, мягкое неодобрительное цоканье слетело с ее губ, когда Феликс заметил дырку в ее чулках, и что она была в значительной степени босой и грязной.
— Скажи Кормелю, что я работаю над тем, как привязать души к немертвым и вернуть их, — сказала я, жалея, что не могла дотянуться до доски от кровати.
— Я не твой посыльный. — Она посмотрела на диаграмму Айви, и снова покачала головой. — Мы такие хрупкие. — Она подняла голову, и холод окатил меня, заставляя ее глаза расшириться. — И все же мы цепляемся за жизнь настолько долго, насколько это возможно.
Я сделала вдох и задержала дыхание.
— Если Айви умрет, я никогда не дам вам то, что вы хотите. Можешь так и передать Кормелю.
Нина дернулась, и я подумала, пыталась ли Нина восстановить контроль.
— Если мы не получим то, что хотим, Айви умрет. Если мы не получим то, что хотим, ты умрешь. Дай нам то, что мы хотим, и все будут жить. Почему ты колеблешься?
Она снова дернулась, ее колени почти подогнулись. Надежда, неожиданная и почти болезненная, поднялась во мне. Нина? Айви никогда не сдавалась в борьбе за Нину. Может быть, и мне не следовало.
— Это невозможно, — сказала я, удивляясь. — Это невозможно сделать.
Нина положила руку на комод, склонив голову от боли, и мой пульс загремел.
— Вот… на что ты способна, — сказал Феликс через нее. — Делать невозможное. Слепо. Живые настолько слепы. Зачем тебе бороться с этим? То, что ты любишь, жжет ее, как само солнце. Ты могла бы иметь все, и, тем не менее, ты по-прежнему боишься этого?
Я быстро вдохнула и задержала дыхание. Феликс говорил об Айви. Да, я любила Айви, но я не могла дать ей то, чего она жаждала и заслуживала.
