и отличном свитере. — Завтрак готов. Вы можете его съесть, пока он горячий, или позволить ему остыть, но я не хотела уезжать, по крайней мере, не сказав «Доброе утро».
— Ты уезжаешь? — сказала я, захватив одеяло, когда Трент угрожал стянуть его с меня.
Моя мама двинулась вперед, щелкая каблуками, когда она шла, чтобы полностью открыть жалюзи. Пролившийся солнечный свет причинил боль глазам.
— Сегодня мы улетаем. Сегодня большой день! — Она повернулась, сияя. — Черт, вы отлично смотритесь вместе. Рейчел, если ты проигнорируешь это, я разозлюсь. У Трента есть…
— Мама! — закричала я, и она моргнула, став немного красной. Трент не помогал, и я ущипнула его, чтобы он молчал, когда он открыл рот, по- видимому, чтобы спросить, что она думала, у него было, чтобы заинтересовать меня.
— Прости, — сказала она, удивив меня. — Я просто хотела увидеть тебя, прежде чем мы уедем.
— Куда ты едешь? — снова спросила я. — Мне нужно сделать кое-какие чары, и я подумала, что ты могла бы помочь мне. С покупками, если нет ничего другого.
— Э-э-элис? — прокричал Таката. — Где корица?
Ее глаза загорелись, а затем она нахмурилась, явно раздираемая на части.
— О, я не могу, дорогая, — сказала она, когда подняла мои джинсы с пола и свернула их. — У нас с Дональдом билеты на самолет в Цинци через несколько часов. Мне нужно спланировать твои похороны.
— Сработало! — воскликнул Трент, и я улыбнулась, когда глаза моей мамы пылали от предвкушения.
— Они будут фантастическими! — Ее прорвало, когда она играла с кисточкой на лампе из семидесятых, которую они поставили здесь. — Если я не могу спланировать твою свадьбу, я могу, по крайней мере, устроить твои похороны. У Дональда есть песня и все. Тебе это понравится!
О, Боже, она собиралась произнести надгробную речь.
— Э, мама?
— Располагайся, — сказала она, когда выходила из комнаты. — Мы уезжаем в десять.
Дверь щелкнула, закрываясь, и я вскинула голову. Я никогда не смогу снова покинуть свою церковь. Если у меня будет церковь, в которую можно вернуться.
Трент отбросил одеяло и свесил ноги на пол.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — сказал он, когда встал, и каждый вкусный дюйм его тела ловил свет от пляжа. — Твоя мама…
— Что? — Я смотрела на медленно растущую тень на постели, где он был, и вздохнула. Всего двадцать минут. Этого было слишком много, чтобы просить?
— Забавная, — сказал он, потягиваясь.
— Да уж. — Я села и убрала волосы назад резинками. — Забавные картины были на выпускном балу и на родительских собраниях. Моя мама была активным родителем.
С опущенной головой я прошаркала ногами мимо Трента в сторону ванной комнаты. Я сказала Айви, что нас прослушивали, и не звонила ей с того времени, не желая раскрыть нашу историю о том, что мы притворялись мертвыми. Но сейчас после несколько часов, я, вероятно, должна была сказать ей, что мы были в порядке. Даже те шесть часов, которые потребуются для самолета моей мамы, чтобы она оказалась там, были слишком длинными, чтобы Айви волновалась.
Я ахнула, когда Трент поймал меня, притягивая и укладывая обратно на кровать. Мое дыхание стало быстрым, когда они прижал меня своим весом, и я пристально посмотрела на него, чувствуя себя желанной, когда мы соприкасались по всей длине тел.
— Ты мне больше всего нравишься утром, — сказал он, глядя на мои волосы, когда убирал их с моего лица.
Я бы отдала что угодно, чтобы так было всегда, и я улыбнулась ему, мне больше всего нравилось, когда он был мягким, счастливым, со щетиной и так далее.
— Возможно, мы просто должны продолжать притворяться мертвыми.
Тихо, беспокойство заскользило в его глазах.
— Мне жаль. Что ты вчера это видела.
— Видела что? — Мои пальцы играли с кончиками его ушей. Я знала, о чем он говорил, но иногда было лучше притвориться.
Приподнявшись на локте, он взял мои пальцы и поцеловал их.
— С вампиром.
Мое дыхание участилось, и я наклонила голову, пытаясь поймать его взгляд.
— Там не было ничего страшного, что я раньше не видела.
— Это… Я обещал себе…
