верёвку вокруг дерева с гладкой корой и спустилась вниз. К счастью мерин всё ещё носил недоуздок. Она прикрепила к нему верёвку и подбодрила Дружка на подъем, но соскользнула вниз сама.
Расстроенная, она схватила пучок его льняной гривы, забросила себя на его широкую спину и вонзила колени в бока. Когда он только беспокойно затоптался на месте, она выпустила когти. Их использование привело к значительному подъёму. Когда он споткнулся, Джейм рывком освободила обмотанную вокруг дерева провисшую верёвку, и снова туго её натянула, не давая ему соскальзывать вниз, если он не хотел, чтобы его шея вытянулась подобно ириске. Таким образом, рывками и толчками, они пошатываясь поднялись по склону и выбрались из оврага.
Наверху Джейм соскользнула вниз на свои трясущиеся ноги и прислонилась к боку мерина, покрытому пятнами пота. Дружок тоже дрожал, но не отодвинулся от неё, чем улучшил её мнение о его здравом смысле или, хотя бы, о его хорошей натуре.
Когда они наконец вернулись на луг, она обработала царапины на его шее и устроила ему основательную чистку. Щётки, гребни и копыто-чистка также были среди запасов её рюкзака, выбранные по рекомендации ошеломлённого мастера-лошадника, который не мог вообразить, что они потребуются такой закоренелой лошадефобке вроде Джейм. Тем не менее, у неё было достаточно практического опыта по уходу за лошадью после уроков, и даже больше, учитывая разнообразные работы-наказания её десятки, в которых она принимала участие.
Мерин склонился под щётку-скребок со стоном удовольствия. Остатки его грубой, зимней шерсти собирались на щетине в войлокообразные комки, а высохшая грязь распадалась в пыль. Затем настал черёд чистки копыт, как только она смогла их найти под всей этой могучей волосяной шапкой, и вычёсывания гривы и хвоста, спутавшихся в клубки и усеянных репейником и папоротником-орляком.
Работая, Джейм задумалась, не стоит ли ей в будущем стреноживать его. Нет, решила она. Если он снова пустится бежать, будет лучше, если он не споткнется и не сломает себе шею. Во всяком случае, после первого шока от необходимости делить пастбище с плотоядным раторном, он успокоился удивительно быстро. Для общения раторны использовали запах. Джейм подозревала, что жеребёнок мог менять то, как он пахнет, чтобы успокоить потенциальную добычу, так же, как он мог вселять страх во врагов. Бел получала удовольствие от компании, когда паслась; поэтому Дружок почувствовал гостеприимный приём и, похоже, не имел намерений отбиться от них, даже после встречи с визитёрами прошлой ночи.
Тёмный Судья и Сгоревший Человек, худшее (или, по крайней мере, самое непостоянное и опасное) обоих миров, Кенцирата и Ратиллиена. Теперь у неё появилась проблема, лежащая за рамками её воображения, а до солнцестояния осталось только три дня.
Мерин занял много времени, оставив Джейм разгоряченной, вспотевшей и облепленной выпавшей лошадиной шерстью. Освободившись, он потянулся как кошка-переросток, сделал могучий зевок, и иноходью отправился прочь, чтобы хорошенько покататься в грязи.
— Ха! — сказала Джейм, с досадой бросив щётки об землю, когда увидела, во что он превратил все её тяжелые труды. Затем она отправилась мыться в ручье. Джейм как раз раздумывала, не поплавать ли ей, когда отражение винохир возникло в воде за её собственным, и мягкий нос легонько ткнулся ей в плечо.
Отлично, подумала она. Это тоже была часть её плана.
Как верховое животное Кинци, Бел должны были холить и лелеять, нежно и часто чистя. Её тело помнило, как по её шкуре скользили щётки, даже если она, без сомнений, дрожала, вспоминая последний момент, когда её касалась человеческая рука.
Обычно она начинала чистку с головы. Тем не менее, когда кобыла дёрнулась в сторону, Джейм пригладила её гриву направо и занялась левым боком. У холки она приостановилась, чтобы ощупать напряжённые мышцы плеча кончиками пальцев, затем стала массировать их костяшками, пока Бел не расслабилась, несколько меланхолично вздохнув. Работая щёткой и рукой, Джейм двигалась вниз по телу кобылы. Тусклый, мёртвый волос вычёсывался из новой, растущей кремовой шерсти; белые пятна возникали на спине и по боками. Когда она расчёсывала белый хвост, он, казалось, всё удлинялся, пока не меньше его половины не очутилось на земле. Грива тоже оказалась удивительно длинной, свисая ниже коленей кобылы. Тем не менее, только когда Джейм добралась до копыт Бел, она осознала, что именно происходит.
Когда она держала одно из них в руке, собираясь почистить, она заметила, каким длинным оно было в носке. Фактически, оно росло прямо у неё на глазах, становясь волнистым и загнутым у конца кверху, как туфля франта. Сорок с лишним лет, проведённые в домике Земляной Женщины, внезапно нагнали кобылу. Не удивительно, что её волосы вдруг стали такими длинными. Если бы она была обычной лошадью, а не потенциально бессмертной винохир, она, вероятно, могла упасть мёртвой прямо на месте, скончавшись от непомерно большого возраста, как раз тогда, когда она наконец решилась примириться с жизнью.
Бел вырвала на свободу свою ногу и осторожно поставила её на траву. Все четыре копыта теперь были похожи на изогнутые полозья и наверняка причиняли боль.
На воротнике Джейм сжались зубы раторна. Он приподнял её в воздух, сильно встряхнул, а потом позволил упасть, угрожающе фыркнув сзади в шею.
— Посмотри, — сказала она, стоя на ушибленных коленях и сердито глядя на него через плечо. — Это не моя вина. И нет, я не подумала захватить с собой инструменты кузница, даже предполагая, что если бы они у меня были, я знала бы как с ними обращаться. Ты что, хочешь чтобы я подрезала и её коренные зубы?
Ещё когда она это говорила, до неё дошло, что, возможно, может потребоваться и это тоже, как для любой другой лошади. На внешнем крае их зубов
