окончательно продрогли.
Они вошли через северную заднюю дверь и прошли внутрь вдоль боковой стены казарм Рандиров. Если грязь на поле была ужасной, то голая земля тренировочного квадрата оказалась ещё хуже. Град гремел по жестяной крыше галереи, в то время как на её дощатый настил падали квадратики тёплого света. Какой-то отдалённой частью разума, Джейм отметила, что был ещё только ранний вечер, едва миновал ужин. Одновременно, она почувствовала, что хватка Анис на её руке ослабла.
— Опустите её.
— Сюда, в грязь?
— Ей уже всё равно.
Они опустили Анис на её постель из курток, через которые немедленно начала просачиваться грязь. Её глаза были наполовину открыты, пристально глядя в никуда. Стрела, дрожавшая при каждом агонизирующем вздохе, была неподвижна.
Дверь казарм Норф отворилась, разливая по квадрату золотистый свет.
— Так, так, так. — На пороге стоял Вант, одетый в изящную куртку, принадлежавшую когда-то Грешану. Как помнила Джейм, Рута отложила её в сторону как слишком большую, чтобы её можно было обкорнать для нужд самой Джейм. Грешан был крупным парнем. Как и Вант. Судя по лёгкой невнятности его голоса, он тоже не отказывал себе в остатках яблочной водки прошлого сезона.
За ним появились и другие лица, некоторые столь же румяные. Никто не видел Анис, чьё тело отгораживало от них промокшая десятка, столпившаяся в квадрате. Всё больше дверей открывалось. Всё больше любопытных лиц появлялось в окнах.
— Ну что, леди, провели славный денёк, гоняясь за фантомами? Я же сказал, что ни один мерикит не осмелится устроить здесь налёт. — Он говорил с ленивым, пьяным презрением, как будто видел перед собой бесспорное доказательство всего того, что он когда-либо говорил об этом взбалмошном, ни на что не годном лордане, которого Торисен непонятно зачем решил посадить ему на шею.
Шиповник отступила в сторону и дала ему увидеть тело Анис.
У него отвалилась челюсть. Кадеты за ним разразились взволнованными возгласами и ринулись вперёд, только чтобы застыть при звуке голоса Джейм.
— Тебе не стоило смеяться. Спускайся, Вант. Спускайся и посмотри. Это что, повод для шуток?
— Я… Я не думал… ты не сказала…
— Я говорю теперь: спускайся, и прихвати с собой любое оружие, какое захочешь. Здесь в училище нельзя потребовать цену крови, тем более в пределах одного дома, но я вызываю тебя, Вант, за неподчинение приказам, повлёкшее за собой смерть кадета.
— Что, здесь и сейчас? — спросила Рута Шиповник потрясённым шёпотом.
— Да. Пока убитая всё ещё тёплая. Пусть правосудие свершится в её присутствии, — ответила Шиповник.
— О да. — Без всякого веселья улыбнулась Джейм. Её серебристые глаза не отрывались от глаз Ванта и, казалось, даже не мигали. Она могла чувствовать силу растущей в ней вспышки берсерка, и в этот раз была только рада этому. — Чем ей это может помочь там, где она ступает сейчас, я не знаю, но мы свершим правосудие любой ценой. Спускайся, большой парень, большой босс. Спускайся и дерись.
Притянутый её голосом, но всё ещё не принимая вызов всерьёз, Вант, слегка запинаясь, вошёл в квадрат, под ливень града.
— Ваше оружие, леди?
— Это. — Её когти скользнули наружу. Изодранные в клочья перчатки лоскутами свисали с изогнувшихся серпами пальцев. — Ты пробудил разрушение. Теперь будь готов встретить его.
Вдоль перил выстроились зрители, включая Тиммона и нескольких офицеров рандонов. Никто не говорил ни слова.
Когда она закружила вокруг него, Вант засмеялся, глуповато и неверяще. Земля покрывалась коркой льда. Он поскользнулся, пытаясь держаться к ней лицом, но сама она двигалась устойчиво и уверенно, неся с собой свой собственный холод.
— Сначала, я думаю, куртка моего дяди.
Внезапный рывок когтя, и распоротый рукав повис тряпкой.
— Эй! — Он нахмурился, глядя на повреждение, одновременно негодующий и неуверенный. — Кто это починит?
— Никто.
Рывок когтя. Другой рукав. Рывок, рывок, рывок. Перед и зад куртки. Теперь с него свисали лохмотья, как и с перчаток Джейм. Он передёрнул плечами, стряхивая обрывки и сердито вскрикнул, когда ледяной дождь пришпилил бельё к его груди. Вполне вероятно, у него никогда прежде не было такой изысканной одежды, пусть даже и заляпанной чужим потом, и он бы никогда не осмелился носить её в её присутствии.
— Хватит, леди! Это нелепо.
— Шшш… — Она прикоснулась пальцем к своим губам, потом приложила его к его, легонько, как призрачный поцелуй. — Теперь, рубашка моего дяди. Стой очень тихо.
Теперь она плавно скользила вокруг него, наполовину танцуя, тихонько мурлыкая себе под нос, и её глаза сверкали серебром. Длинные пальцы
