скучала по непринужденным манерам Ардета и даже по его флирту, пока тот не становился чересчур назойливым.
— С тобой всё в порядке? — спросила она его, и одновременно вспомнила, что справлялась практически о том же самом у Тени, меньше двух часов тому назад.
Его улыбка скривилась. — Ты знаешь, каково это, когда что-то забралось тебе под кожу, зуд, который ты не можешь почесать…
Она его оборвала. — Прошу. Давай не будем. До этого я была о тебе лучшего мнения. Чёрт. У меня это плохо получается.
— Что, говорить мне, что ты хочешь, чтобы мы были просто друзьями?
— А что в этом такого плохого? Я сожалею о твоём зуде, но я не обязана его чесать. Дружба такого не требует.
— Так значит, на твоих условиях или никак?
— Ну вот, опять. Тиммон, вырасти. Ты не можешь получать всё, что хочешь, не считаясь с тем, чего это стоит другим. И не говори мне, что твой отец воспринимал такое как должное. Я боюсь, что так оно и было.
Их перешёптывания были прерваны деревянной ракетой, которая пролетела между ними и оглушила Драя за соседним столом.
— Вы, двое, собираетесь играть или нет? — потребовал инструктор рандон, возвращая свою руку. — Прости за это, — добавил он ошеломлённому кадету, чьи фигуры вместе с фишками его соперника разлетелись теперь по всему полу.
Так что они начали.
Тиммон выбрал белые; волей неволей, ей достались чёрные. Фишки гена были гладкими, плоскими, речными камешками, шириной примерно в два пальца и толщиной в один. На нижней части обозначался их ранг или статус: один командир, три десятника, три пятёрки и двадцать четыре кадета — по сути дела, три полных десятки и главный десятник. К ним добавлялось четыре охотника, четыре рисковых непредвиденных случая[50] и один флаг. Целью гена было захватить флаг противника или закончить игру с б
Тиммон выдвинул гальку из первой шеренги. Был ли это всего лишь кадет или же офицер? Оба игрока могли сдвинуть фишку только на один квадратик за раз, вертикально, горизонтально или же диагонально. Это мог быть даже охотник, чьи перемещения по прямой были не ограничены.
Джейм пошла десяткой.
Очень скоро доска была занята скользящими гальками, а кадеты поглощены игрой.
Тиммон атаковал одну из фишек Джейм, сделав ход в её квадрат. — Два, — сказал он, называя одного из своих кадетов.
— Пять. — Пятёрка. — Пять берёт два.
Она убрала его гальку с доски, предварительно проверив, чтобы убедиться, что они оба запомнили правильно. Если бы кто-нибудь из них ошибся, то его фишка была бы удалена автоматически.
— Говорят, это хорошая тренировка для Зимней Войны, — заметил Тиммон, двигая другой камешек. — Снова два.
— Десять. Десять берёт два. Что за Зимняя Война?
Его глаза метнулись к её, на мгновение озарившись порочным ликованием. Он просто обожал подлавливать её на незнании традиций Тентира.
— Ты действительно имеешь в виду, что ты не слышала… не знаешь…?
— Пять.
— Тридцать. Тридцать берёт пять.
Так вот где был его командир, удачно подкрался сзади. Это знание стоило ей пятёрки. Поставил ли он своего главного игрока рядом с неподвижным флагом? Ей стоит понаблюдать, какие фишки не двигаются и надеяться на то, что они не окажутся приманками из фишек случая.
— Что до Зимней Войны, то нет, нет и нет. Так что говори.
Тиммон практически извивался от восторга. Он был вполне симпатичным парнем, когда не вёл себя так раздражающе.
— Каждый год, в День Середины Зимы, училище организует военную кампанию, чтобы проверить наши способности, чтобы сбросить излишнее раздражение от сидения взаперти, чтобы начислить нам очки для окончательного перевода на второй курс. Обычно бывает две команды. Но этой зимой у нас будет три, по три дома в каждой. А это девять флагов, оцененных в зависимости от значимости каждого дома. Ты должна защищать свои три и пытаться добыть остальные шесть. А если не выйдет, причинить столько вреда своим соперникам, сколько получится.
— Вред, это как, и в самом деле ранить их? — Она двинула одну из своих галек через полдоски. — Охотник.
— Случай.
Он вытащил свою колоду карт случая, каждая любовно иллюстрирована, и предложил ей. Она вытянула карту.
— Раторн.
— Как подходяще. Что там случилось с этим бродягой раторном, на которого всё рвался поохотиться Горбел?
Он имел в виду Черепа. — Последний раз, когда Горбел его видел, его смыло прочь внезапным разливом ручья.
Вместе с ней, вцепившейся в его спину, но этого она добавлять не стала. Это был первый раз, когда она проехалась верхом на раторне, и она сосем
