В общем, снова пришлось сесть за парту. Слава КПСС, привычка учиться, оставшаяся после политеха, еще не покинула меня. Тех же, кому оказалось тяжело воспринимать новую информацию, из отряда исключили. Нас снова стало меньше…
Шли споры, какую форму нам носить. Танкистов? Офицеров связи? Камуфляж без знаков отличия? В итоге в Москве посовещались и решили, что для большей секретности, для удобства и из соображений экономии мы вообще больше не будем надевать военную форму. Во время занятий и работ с «Осой» нам предписывалось носить спортивные костюмы, на официальные мероприятия – собрания партячейки или по случаю торжественных дат – надевать деловые костюмы с непременными белыми сорочками и галстуками, словно мы были народными депутатами.
Наш отряд курировал Черников, он требовал, чтобы мы знали каждый узел «Осы», каждый механизм и каждую электронную плату. Мы должны были понимать логику всех процессов, происходящих внутри сложнейшего танка-робота. Необходимо было срастись с боевой машиной, стать ее мозгом и нервной системой. От членов экипажа добивались полного взаимопонимания, от нашей работы – слаженности. Действовать словно одно целое… Нет – быть одним целым. Забыть, что мы сидим в креслах перед пультами, стать душой и разумом нашего танка, нашей «Осы».
Теперь, наверное, стоит остановиться и на некоторых вопросах управления.
Я сижу перед телевизионным экраном, а в руках моих – джойстик. Джойстик – это рычаг с кнопкой на торце. Рычагом я задаю направление движения «Осы», а нажатием на кнопку запускаю электродвижки танка. И родимый едет.
Да, «Оса» – это электромобиль. На Луне нет проку от двигателя внутреннего сгорания, и атомный движок на танк тоже не поставить – некуда отводить излишек тепла. Поэтому в «ОКБ-1» остановились на электричестве. На первых испытаниях «Оса», как и «Хаунд» с фото Черникова, работала «от розетки». Кому только не приходилось таскать за «Осой» кабель: и солдатам-срочникам, и техникам, и даже нам – будущим членам экипажа. Под дождем ли, под палящим солнцем…
«Оса» обладала отличной проходимостью. У автолюбителей, бывало, щемило сердце, когда они наблюдали, как лунный танк взбирается на практически отвесный склон или как преодолевает препятствия: рвы и нагромождения каменных глыб. Каждому казалось, что вот-вот и машина сорвется, не пройдет, застрянет… Но «Оса» справлялась.
В кресле перед пультом движения не ощущалось, звука двигателей тоже не было слышно. С камер шла черно-белая, сильно контрастная картинка. Поначалу мы вообще не могли понять, что перед нами. Например, определяли темное пятно прямо по курсу как тень от скалы, а оказывалось, что это – имитация кратера. И застревали в воронке с осыпающимися краями на целый день.
А поначалу камеры вообще смонтировали на автомобиле «УАЗ-469», и водитель пытался управлять машиной, выполняя команды, поступающие с моего пульта. Проехать удалось с гулькин нос и на черепашьей скорости. Зато мы смогли сформулировать техзадание для инженеров: во-первых, требовалось увеличить угол обзора по принципу «чем больше, тем лучше», во-вторых, стало ясно, что основные камеры нужно было разместить не ниже, чем на высоте человеческого роста. Как только наши пожелания оказались учтены, лед сразу тронулся, управлять стало в разы легче.
Штурман прокладывал маршрут, бортинженер контролировал состояние механической и электронной начинки танка-робота, стрелок управлял орудийной башней, оператор остронаправленной антенны… ну, о последнем – разговор отдельный. Этому специалисту полагалось следить, чтобы антенна «Осы» всегда была направлена в сторону Земли. В условиях сложного лунного рельефа, когда танк будет часто менять направление движения, раскачиваться и подпрыгивать на ухабах, потерять Землю из виду – что два пальца, так сказать… Потерять Землю из виду – значит потерять управление над танком, а допустить этого мы не могли. Когда мы только знакомились с «Осой» на территории «ОКБ-1» в Калининграде, оператора остронаправленной антенны с нами не было, Володя Дорогов присоединился к экипажу уже после того, как мы переехали в симферопольский Центр дальней космической связи.
Ну, само собой, координировал действия экипажа командир. Он же утверждал маршрут и принимал окончательное решение относительно способа движения, когда Оса оказывалась на особенно трудном участке местности. Естественно, вначале не обходилось без споров и ссор. Инженеры конструкторского бюро активно консультировали нас и в запале едва ли не пытались отобрать джойстики. И Тихонравов, и Черников в таком случае говорили: «Решение принимает только командир танка! Экипаж работает, остальные все вон!»
А вообще, трудились дружно, все переживали за общее дело, каждый старался внести какой-то свой вклад. Так было и в Калининграде, так стало и в Симферополе, куда мы переехали в августе 1968 года.
На лунодроме в симферопольском НИПе мы уже тренировались в условиях, приближенных к боевым. И дело было не только в имитации лунной поверхности на относительно небольшом участке крымской степи. Нам обеспечили запаздывание сигнала, характерное для радиосвязи Земли с Луной, камеры больше не работали в обычном телевизионном стандарте – двадцать четыре кадра в секунду, теперь максимум, на что мы могли рассчитывать, – пять кадров в секунду. То, что мы видели на мониторах, сегодня я бы сравнил с сильно тормозящей компьютерной игрой. Это все – из-за слабой силы сигнала, который по идее мы должны были получать с Луны. Увеличить мощность передатчика на «Осе» было невозможно из-за ограничений по массе и габаритам, поэтому то, чем мы располагали, не могло обеспечить бо?льшую скорость и качество передачи телеизображения. А ведь, кроме картинки, «Оса» непрерывно транслировала телеметрическую информацию о состоянии бортовых систем и о том, что происходило вне ее корпуса: приборы измеряли температуру, уровень радиации, плотность грунта.
Незаметно, ненавязчиво все, что было связано с космосом, стало частью моей жизни. Оказалось, что для этого вовсе не обязательно быть зачисленным в отряд космонавтов. Или строить ракеты и космические корабли. Я стал частью коллектива, похожего больше на семью. Вместе мы работали над одним
