Он уже был готов выскочить на улицу, когда девушка опустилась на мешок, на котором только что лежала. Да что там опустилась, она буквально рухнула, уткнувшись лицом в ладони, и тут же заревела.
– Ты поплачь, Даша. Ага. Поплачь. А с этими мы поквитаемся.
Глупо и избито? Это точно. Но ничего, кроме банальных высказываний, часто звучащих в мелодрамах, ему сейчас на ум не пришло. И потом, это ведь не сценаристы придумали, что со слезами вытекает боль и на душе становится легче. Их заслугой является только придание этому поэтического ореола и не более. Остальное усвоено людьми на протяжении тысячелетнего опыта.
– Ну и что будем с ними делать? – глядя на пленников, сидящих у отвесной скалы, поинтересовался Валковский.
– Да ничего не будем.
– В смысле? Отвезем в поселок?
– Мужики, забирайте все. Там в машине много чего. И оружие, и патроны, и одежда. Да всякого хватает, – явно не желая попадать на виселицу, засуетился главарь.
А что, в нем очень даже могла появиться надежда на благополучный исход дела. Ведь не убили же пока. Да еще, плохо ли, хорошо, но раны обработали, наложив повязки. Пусть они и промокли в воде, однако кровью не дадут истечь, и то дело.
– Видать, сильно тебя по голове приложило, – посетовал Семеныч. – Это все и без того наше, потому как в бою взято.
– А у нас еще есть. В берлоге. Мы сруб поставили, там и храним. Забирайте все, мужики, – продолжал тараторить главарь.
– Ну и где ваша берлога?
– Там, в кабине под козырьком карта есть с отметкой.
– Угу. Осталось только тебе поверить. Ладно. Сиделец, пора делом заняться. Давай наверх, будешь принимать этих ребят. Не дело в воде их держать, еще раны воспалятся.
– Так, может, в кунг? – с явной надеждой проблеял мужик с плешивой бородой.
– Молчи уж. Сами разберемся, что лучше, – оборвал его Рогов.
Примерно минут через пятнадцать все трое были подняты из русла реки и привязаны к одинокому дереву. Семеныч больше не проронил ни слова, Владимир также предпочитал помалкивать. Он уже догадался, что намерен предпринять Рогов, хотя и не мог до конца поверить, что он в этом участвует. Вот такая она новая жизнь и новые понятия о справедливости.
– Семеныч, а это не слишком?
– Нормально, – делая надрез на бедре связанного главаря, ответил тот. – Ну чего ты дергаешься? Не буду я тебя сильно резать. Так, небольшой надрез, чтобы только кровь пустить.
– Мужики, не надо. Мужики, лучше кончите. Повесьте. Ну не надо, мужики.
– Ага. Сейчас все брошу и начну ерундой маяться.
Подготовив пленников, Рогов извлек из разгрузки видеокамеру и пристроил на ветвях невысокого куста, примотав изолентой. Включил запись, проверил картинку и махнул Владимиру: мол, пошли.
– Что это было, Семеныч?
– А что такого? Нужно же местную живность подкармливать.
– А не чересчур?
– Нормально. Собаке собачья смерть. Только попробуй! – Рогов схватил за руку Владимира, уже готового извлечь маузер с явным намерением добить бандитов. – Кстати, местные хищники стали за манеру брать двигаться на выстрелы, а не убегать от них, – добившись своего, начал пояснять охотник.
– Как так?
– Да вот так. Опасность до конца пока не осознали, это либо на своем опыте, либо не одно поколение должно в соседстве с нами вырасти. А вот то, что после охотников можно неплохо поживиться, они уяснили быстро.
– То есть выстрелы для них это как приглашение к трапезе?
– Где-то так. Ладно, пошли в машину, дело к вечеру, пора на ночевку устраиваться. Да и училка там, наверное, вся извелась.
– А камера зачем?
– Это для Петра.
– Думаешь, ему от этого легче будет?
– Будет, сиделец, будет. Поверь, я это знаю.
– Слушай, ты уже задрал меня сидельцем называть.
– Ты чего орешь? – взметнул брови Семеныч. – Чем тебе не позывной? Гадом буду, у тебя такой у одного на всю Колонию.
– Я и сам могу выбрать.
– Да кто тебе мешает. Но ты же не чешешься, – пожал плечами Рогов.
