и не слышно.
– Да откуда здесь ходы, все раскурочено в полный хлам. Все потому, что дома панельные так просто не сдаются. Если задницу не разъел, то протиснуться много где можешь. Тем более девки гибче нас с тобой, им гораздо проще.
Рогов, представив, как она протискивается среди груд неспокойного холодного бетона, поежился. Сам бы он ни за что не полез в такие места. Наверное, у него клаустрофобия.
– И как ее теперь искать?
– Да никак ты ее не найдешь там, потому как из наших никто туда не полезет даже за большую премию. Да и не пролезет, тут и правда кошачий лаз. Караулить, пока не выберется? Так тут завал на завале, поди пойми, из какой щели она теперь выскочит. Роту ментов надо в оцепление, иначе не уследить.
– Чего она так нас боится?
– Да я тоже себя боюсь. И тебя, кстати. Вот глянь на нас со стороны. Что увидишь?
– Да не все так уж плохо.
– Чучело говорящее ты, Рогов, и я тоже. Лет ей сколько?
– Не знаю. Вроде совсем мелкая. Может, даже школьница.
– Ага, такие всего на свете пугаются. Ты это, опиши, как выглядела она. Может, это девка Малого, которая с ним ушла.
– Худощавая. Нет, скорее спортивная.
– Рогов, ты определись уже. Спортивная – это кое в каком теле, с плечами хотя бы, а худощавая – это уже не совсем то. Понимаешь?
– Да как тебе объяснить… Ну ты знаешь их таких, гибких. Должен понимать. Что пружина, не знаю даже как описать. Видел бы, как ловко уходила. Рост небольшой, волосы светлые, золотистые, длинные, сзади перехвачены. Без шапки, но одета очень хорошо. Даже не просто хорошо: в чистом, ну или почти чистом, и не тряпье, а для зимы одежда, даже на вид теплая.
– Не, не Танька это. Та рыжая и облезлая, крашеная, и лет ей около двадцатника с хвостиком. Перекраситься, конечно, дело недолгое, вот только не в нашем варианте. Да и зад у нее такой, что не до ловкости, сюда даже половина такого не пролезет, если кувалдой не забить, а волосы по плечи. Так что точно не она.
– Мне показалось, что девочка эта голодная очень. Выражение лица… Ну не объяснить это…
Киря кивнул:
– Понимаю. Кто сам поголодал, свояка всегда опознает. Так, говоришь, одета очень хорошо?
– Да. По-зимнему. Не как мы, а легкая одежда, без обмоток. И обувь хорошая.
– Шапки при этом нету, и голодная. Интересная какая-то деваха…
– Ага.
– Ну что, так и будем торчать над этой дыркой? Нас Паша вообще-то не для того оставил, чтобы каменные щели сторожить.
– Может, походить вокруг, покричать? Предложить поесть. Она, наверное, просто напугана.
Киря поднял кусок бетона:
– На вот тебе вместо мелка.
– Зачем это?
– А затем, что ты, Рогов, займешься сейчас рисованием.
– Не понял.
– Экий ты тупой! Ну напиши вон на плите, что любишь ее до гробовой доски и готов поделиться личной перловкой с компотом. А я назад пошел, а то, чует задница, вода уже выкипает. Испортим из-за тебя хорошую кастрюлю, как думаешь, кому Паша ее на голову за такое наденет? Намекну: вовсе не мне.
Глава 8
Паша вернулся гораздо раньше, чем вчера, и опять с пополнением: на этот раз привел троих. Один, правда, почти бесполезен: рука размозжена, выглядит предельно плохо. Киря, частенько косящий под дурака, но при этом зная многое в самых неожиданных областях, осмотрел воспаленную конечность, обнюхал, ощупал, отошел в сторонку, тихо озвучил диагноз:
– Не жилец.
– А если отрезать? – спросил Влад.
