попытался одновременно побрить лицо и голову, однако волосы оказали сопротивление, или он был неосторожен, и поэтому повсюду виднелись небольшие царапины и шрамы, а щетина все равно осталась, причем каждый волосок напоминал кусок толстой проволоки; кроме того, тут и там были выросты, будто от трубок, срезанных вровень с кожей, но уходивших глубоко внутрь, крупных, как солома, точно Бубба побывал в эпицентре взрыва или ураган вогнал сломанные стебли ему в плоть.
– Я заблудился. – Больше Джексон ничего не смог придумать. – Ходил в поход.
– По-ход? – Рот Буббы попробовал слово на вкус, будто что-то незнакомое. – Без рюкзака?
От мужчины скверно пахло. Джексон ощутил дурной привкус во рту, просто вдохнув разделявший их воздух. Это зловоние отличалось от телесных запахов, с которыми он сталкивался прежде: что-то вроде грязных ног, смешанное с детскими мелками и, может, жирным картофелем фри. Однако Джексон помнил подобную вонь у старого отцовского курятника и возле птичьих клеток в зоомагазине.
– Не думал, что это займет так много времени.
Бубба поднял скрытую толстой перчаткой руку и ткнул в бинокль, висевший на шее Джексона.
– Надо полагать, смотрел на птиц.
Джексон погладил бинокль.
– Да. В самую точку. Это мое хобби, хотя вам оно наверняка покажется глупым.
Буббе ответ явно не понравился. Он оттопырил желтоватые губы, продемонстрировав ряд крупных зубов, изломанный, словно клюв.
– Зевака, да? – сказал он, резко, со свистом втянув воздух сквозь зубы.
Так местные жители называли тех, кто любил потаращиться. Ротозеев. Однако в свистящем исполнении Буббы «зевака» прозвучало как название отвратительной редкой птицы.
– Я честно не хотел шпионить.
Джексон сразу понял неубедительность своих слов, потому что именно этим он и занимался. Похоже, у него будут крупные неприятности. Местные жители защищали свою территорию: у них и так слишком много отняли.
– Забудь. – Мужчина схватил Джексона за руку. – Я и братья, мы тебя подбросим.
Джексон боялся спросить, куда его везут. Они направлялись не в город, а глубже в горы. Здесь находились самые высокие пики Аппалачей, однако Джексон не любил высоту. Он сидел, зажатый между расположившимся на пассажирском месте Младшим и управлявшим пикапом Косоглазом. От духоты кружилась голова. Теперь к тому, что он почувствовал раньше, примешивалась вонь старого плесневелого картона.
Бубба устроился в кузове и стоял, ни за что не держась. Он раскинул руки, словно летел; возможно, когда пикап подпрыгивал на ухабах, так оно и было.
Машина резко затормозила. Бубба перелетел через кабину, но чудом приземлился на ноги. Никто не проявил к этому интереса. Они находились почти на вершине горы, на небольшой прогалине, окруженной могучими деревьями, преимущественно белыми соснами; высота некоторых достигала ста пятидесяти, а то и двухсот футов. Младший схватил Джексона за руку и выволок из пикапа. Братья начали пронзительными голосами скандировать это глупое прозвище: «Зевака, зевака».
Они окружили Джексона, потягиваясь, подпрыгивая, все сильнее возбуждаясь из-за того, что должно было произойти. Глубоко в их горлах родился мягкий, тихий клекот, несколько секунд спустя перешедший в призывные крики. Они по очереди сбросили комбинезоны, и наружу вырвались ворохи маслянистых черных перьев, становившихся все гуще по мере того, как сдерживавшая их одежда сползала вниз. В конце концов комбинезоны упали на землю, братья размяли мышцы и затрепетали, раскинув огромные черные крылья, закрывшие бо?льшую часть прогалины.
Младший взлетел, испуская ликующие вопли, взмывая ввысь и пикируя к земле, край его крыла задел левую щеку Джексона и порезал ее. Затем пришла очередь Косоглаза. Тот пригнулся под деревьями, его крылья подняли ветер, который вначале остудил пылающее лицо Джексона, но потом заставил замереть от ужаса: жесткие крылья стукнули его по голове, и он рухнул как подкошенный.
Наконец Бубба взлетел и поднял его с собой, словно он ничего не весил, взмыв параллельно самому высокому дереву с такой скоростью, что у Джексона перехватило дыхание. Запыхавшись, он увидел горы новыми глазами, перед ним раскинулись пики гряды Оукоуи, древний плод столкновения гигантских тектонических плит, и он подумал, какое это прекрасное начало для книги, в которую теперь можно включить истинную историю легендарных теннессийских птицелюдей, – но тут Бубба отпустил его.
Когда Джексон пришел в себя, на него смотрела мать мужчин. Эту старуху он видел несколько дней назад обнаженной до пояса, с исполосованной спиной. То, что он издалека принял за шляпу, оказалось головой старухи, покрытой густыми перьями, которые начинались вокруг глаз, огибали выступающую челюсть и образовывали роскошное мягкое жабо на шее.
Она частично удалила перья с туловища, покрытого шрамами и изрезанного, как лица братьев. Перья толще и крепче волос, и от них непросто избавиться. Невозможно сделать это без порезов и без боли. Однако старуха сохранила значительную часть оперения, а значит, скорее всего, сидела дома, в то время как сыновья добывали для нее пропитание. Возможно, ее шрамы были декоративными или клановыми.
Пропитание. Он стал
