– Это же Мардж из «Симпсонов».
И Робби сразу узнал каркающий женский голос из любимого мультфильма своей матери. Мардж Симпсон, засунутая в куклу, помогала Чаки убивать людей. Ближе к концу ее пытались сжечь заживо, но она выжила, а Чаки опять тщательно расстреляли из пистолета – а он в это время кричал: «Я еще вернусь!» Кажется, кто-то еще это говорил. Во сколько же фильмов удалось проникнуть Чаки и его подружке? А в конце она родила ребенка – окровавленную маленькую куклу. Дункан вытащил диск и принялся щелкать кабельные каналы. Они сменяли друг друга, словно слайды, – так быстро он их переключал. И тут Робби крикнул:
– Вот он! Там!
Дункан подпрыгнул, и кардиган на всякий случай перелег подальше от него, взмахнув пустым рукавом.
– Кто? – спросил он, бросившись к окну.
– Чаки.
Дункан задернул занавески и сурово поглядел на Робби, то ли чтобы пристыдить его, то ли из-за того, что он не сказал заранее, что какой-нибудь прохожий может увидеть, что за фильм они смотрят.
– Да это не он.
– Нет, это про него кино, – возразил Робби, но, когда улыбающаяся кукла выскочила из-под кровати мальчика, Дункан нажал на кнопку информации, и оказалось, что это фильм Спилберга. В аннотации было сказало, что это фильм про полтергейст, однако Робби это не успокоило.
– Мне надо вернуться домой, пока она не пришла, – сказал он.
Дункан улыбнулся… улыбкой Чаки:
– Да-а-а, ты уж точно своей мамки не боишься.
– Я не боюсь никого и ничего.
– Вот я действительно не боюсь. Отец как-то пытался напугать меня этим идиотским Чаки. Не настоящий отец, а тот, которого мамка мне презентовала в мой четвертый день рождения.
– И что он делал?
– Да ничего он не делал. На диване валялся, в основном. – Пристально взглянув на Робби, Дункан добавил: – Говорил, что, если я буду себя плохо вести, меня заберет Чаки. Вот что они тогда детям говорили.
Разве Робби это говорили?
– Они сами не знали, что мелют, – проговорил Дункан. – Чаки действует совсем по-другому.
Он, конечно, имел в виду: действует в фильмах. Не мог же он говорить о чем-то другом.
– Увидимся в школе, – сказал Робби.
– Будешь выходить – прикрой дверь. А я еще раз посмотрю, как он врача электрошоком поджаривает.
Улица была пустой. Фонари пятнали тротуар светом, который растекался по крышам припаркованных автомобилей. Если бы Робби был девчонкой или персонажем фильма, его могли бы испугать темные провалы между машинами, куда свет не добирался и откуда мог выпрыгнуть маленький шустрый монстр. В действительности Чаки можно было обнаружить только в телевизоре, и Робби заглядывал в каждое мерцающее окно. Он как раз смотрел, не нападает ли кукла на молодую пару, укладывавшуюся спать на экране, когда его заметила старуха в кресле. Он отпрыгнул от окна и побежал домой. Она не преследовала его, но, может, она знала, где он живет? А если она расскажет его матери? Она не могла рассказать, что он искал Чаки; никто об этом не знал, даже Чаки. Чаки надежно спрятан у него в голове, и никто его не увидит.
Света в доме не было, и это значило, что мать увидит его только утром, когда всякое выражение вины – если оно там есть – уже исчезнет с его лица. В зеркале в ванной, пока на его губах вздувалась пена, а зубная щетка полировала улыбку, его лицо не выглядело таким уж виноватым. Он был в постели задолго до того, как его мать вернулась домой, но сон убегал от него. Если бы мать разрешила ему поставить компьютер в своей комнате, он бы поиграл в него, но, скорее всего, мать сочла бы все интересные игры слишком жестокими. Она не раз говорила, что даже настольные игры провоцируют агрессию. Когда ухмыляющаяся кукла наконец утихомирилась у него в голове, он уснул.
Утром у него тупо ныла голова, но он полагал, что ведет себя нормально за завтраком. И тут его мать спросила:
– Что случилось, Робби? Что у тебя с глазами?
– Да ничего.
– Ты что, плохо спишь? У тебя вид какой-то не такой.
– Это все из-за твоих рассказов про Чаки.
– Я больше не буду. Не волнуйся, мы от него избавимся, – сказала мать и для его дальнейшего успокоения добавила: – Сегодня моя очередь готовить обед.
То есть вечером собрания у них не будет. Наверное, поэтому перед занятиями Дункан не стал к нему подходить, а просто кивнул из другого угла классной комнаты. А поговорили они только на первой перемене, во дворе школы. К ним подбежали вчерашние девочки.