– Он же родственник ван Брунта. Никакое другое место не могло бы подойти ему лучше, чем это. Энергетика «Никербокера» сильнее, чем у любого здания в этом районе Нью-Йорка.
– Энергетика? – спросил я, оглядываясь по сторонам. – Это здесь-то?
– Если священное место осквернено, это еще не значит, что оно лишилось всей своей силы. – Майор загадочно улыбнулась, и я спросил себя, что за игру она затеяла.
– Бедный Эдди, – сказала Мимси. – Помните, как ван Брунт его разносил перед всеми?
– А был вообще кто-нибудь, с кем Летучий голландец этого не проделывал? – спросил я и вспомнил лицо, которое летело в меня, словно кулак, и рычание: «Я хочу, чтобы по этой статье было видно, что ее написал мужчина, ты, никчемная баба!»
– Абсолютно каждому из нас он по меньшей мере раз в неделю заявлял: «Ты уволен!» – сказала Дон Бутби.
Ван Брунт специализировался в найме тех работников, которых он мог дешево поиметь, – только что выпустившихся откуда-нибудь юнцов, вроде моих друзей, которым до зарезу нужен был опыт работы, бедолаг вроде Аккерса, которых никуда не брали, раздолбаев вроде меня, которым остался всего дюйм до того, чтобы с треском вылететь из Швейного квартала.
Составленная им брошюра описывала его контору как «агентство на Седьмой авеню, в самом сердце Соединенных Штатов». Занимались мы тем, что писали разные рекламные тексты и рисовали плакаты для магазинов, расположенных по большей части в тех городах, откуда мы все убежали сломя голову.
За глаза все звали ван Брунта «Летучим голландцем». О его скверном характере ходили легенды – и это в отрасли, основанной на скандалах и оскорблениях! По меньшей мере раз в день он угрожал кастрацией и мучительной смертью какому-нибудь несчастному, которому не посчастливилось оказаться на другом конце провода.
Джейсон сказал:
– Помните его стандартную фразу: «Как думаешь, будет тебе приятно ходить, если я затолкаю тебе в задницу мой башмак одиннадцатого размера?»
– Бог ты мой, ну что он был за засранцем! – сказала Майор. – И ведь это
Принесли напитки, и на пару минут столик окунулся в тишину.
Затем Дон Бутби сказала:
– Помните, как ван Брунт заставил меня писать двухстраничную статью о кухонном фартуке для универмага в Джорджии? Прихожу я как-то утром – я только-только тогда к нему устроилась, – а на моем столе рассыпаны фотографии этого убогого фартука и лежит записка от Голландца, в которой написано, что статья должна звучать, как песня. О фартуке! Да кто их вообще покупает – в двадцатом-то веке! И как статья о фартуках может звучать, как песня? Я, наверное, раз сто ее переписывала.
В уголках рта Майора появились морщинки от тщательно замаскированной хитрой улыбки. Они с Мимси переглянулись. Эта реклама фартука была розыгрышем, который они устроили Дон. Столько лет прошло, а она до сих пор не знает правды.
Чтобы сменить тему, я сказал:
– Помните, мы обнаружили, что злодея Брома Бонса в «Легенде о Сонной Лощине», негодяя и хама, который выгнал Икабода Крейна из города, на самом деле звали ван Брунтом?
– Бад упоминал об этом в своих параноидальных монологах, – сказала Мимси. – Он говорил, что его семейство было богатым и Вашингтон Ирвинг им завидовал, потому и сочинил историю о том, как предок Брунта украл Катрину ван Тассел. Наверное, в легенде все же была какая-то доля правды. С другой стороны, я слышала – где-то в восьмидесятом году или около того, – что он умер в психиатрическом отделении больницы, поэтому все, что он говорил, могло быть просто бредом сумасшедшего.
Выглядела она какой-то печальной, и я вспомнил, что в свое время она спала с Голландцем – в агентстве это был секрет Полишинеля. Я мог легко себе представить, насколько это было кошмарно.
Джей Гласс сидел рядом с ней. Кажется, эти двое близки и не особенно счастливы.
– Ирвинг в своих рассказах ни разу не упоминал о войне, – сказал он. – Но всего несколькими годами ранее описываемых событий городок в долине Гудзона, в Сонной Лощине, перестали тревожить набегами индейцы, из него только недавно ушли английские оккупационные войска. Всадник без головы – это персонаж местной истории о призраке гессенского наемника, воевавшего за британцев. Ему оторвало голову ядром, и с тех пор он каждую ночь ездит на своем коне по полям сражений и ищет ее.
Этот разговор о войне напомнил мне один вечер в агентстве. Мы с Эдди Аккерсом остались допоздна – я пытался писать рекламные тексты для каталога, а Эдди рисовал плакат для сети универмагов на северо-западном побережье. Бад ван Брунт в обед ушел, но, естественно, к вечеру вернулся, под завязку накачанный джином. Можно было легко определить, когда он вдрызг пьян, – его лысина становилась ярко-красной.
Он тут же навалился на Эдди по поводу того, что тот принадлежал к семейству его женушки, все члены которого и гроша ломаного не стоили и только и знали, что висеть на шее у родственников, дармоеды.
