Но ведь на балу девушка уже имела такую возможность. Что же тогда ей помешало?
– Нет, Малике. Я передал ей.
«Такой малышке?» – удивился я про себя. Тихо притаившейся в углу девочке на вид было десять-одиннадцать лет.
– Она умная девочка и знает, что и как делать. Только молю, спасите ее.
Спасти? Ей что-то угрожает?
Но старик молчал, замерев на своем ложе, и только тяжелое, с хрипами дыхание говорило о том, что он еще жив.
Не успел я нарушить вновь воцарившуюся тишину своим вопросом, как старик прохрипел:
– Верните ей крылья, принц. Прошу, верните ей крылья! Иначе моя внучка умрет.
– Но как же я могу вернуть ей крылья, если даже ваше лекарство помогает только еще не рожденным? – недоуменно спросил я.
– Она совершила непростительную, глупую ошибку, ваше высочество, – собравшись с силами, снова заговорил старый оборотень. – Слишком понадеялась на свой дар целителя. Поверьте, он у нее есть. Но тем не менее она все еще глупый маленький ребенок. Малика решила, что смогла усовершенствовать мое зелье. Что оно подействует теперь и на нее. Бедное дитя, она так хотела иметь крылья! Она выпила отвар. Не подумав, решилась испробовать его на себе. И крылья и вправду начали появляться. Совсем чуть-чуть. И все… Дальнейший процесс невозможен. Но действие зелья продолжается и тянет у нее все силы на невозможное обращение. Скоро она умрет. Боюсь, даже раньше, чем я. Потому прошу… Только вы можете помочь ей…
– Но как?
Происходящее в пещере все больше напоминало мне затянувшийся душный кошмар. Когда тебе надо что-то сделать, чтобы кого-то спасти или спастись. А ты не можешь, не знаешь – что. Я ведь и правда желал помочь этим несчастным, но не знал как.
– Вам надо создать ей крылья, мой принц. Вырастить их до конца.
– Но я не умею, – в отчаянии признался я.
– Это у вас в крови. Вы сможете. Другого шанса у моей внучки просто нет. Дайте ей силу, пожелайте. Попробуйте, молю.
– Может, лучше обратиться к королеве? Она точно сможет помочь, – предпринял я еще одну отчаянную попытку отвертеться. Я боюсь! Вдруг своим неумелым колдовством я ее просто убью. Я и в мыслях такого никогда даже не делал.
– Богиня не должна более вмешиваться в природу своих созданий. Таков мировой закон. Она не станет. Да и время на исходе. Прошу…
Отчаяние и безысходность – вот что было в этих словах.
– Ладно, я сделаю это, – как во сне, согласился я. Внутренний голос взвыл: «Безумие!» Солнечный! Я же себе не прощу, если принесу вред ребенку. – Ты согласна, малышка?
– Да! – раздалось неуверенно из полутемного угла. Тэшш!
– Отведите их! – с каким-то безграничным облегчением обратился старик к моим спутникам.
И мы уже вчетвером покинули маленькую пещерку.
Девочка сидела на грубо сколоченном табурете ко мне спиной. Ее трясло крупной и все усиливающейся дрожью. Я уже знал, что у малышки сильнейший жар.
Худенькая бледная спинка ребенка была обнажена, а из того места, где должны быть лопатки, у Малики торчали два безобразных кривых отростка.
«И это крылья? – с ужасом подумал я. – Это я должен как-то исправить?»
– У вас есть обезболивающее или снотворное? – задал я вопрос изо всех сил старавшейся казаться уверенной и спокойной Шинелле.
Сейчас мы находились в пещере побольше и посветлее, чем жилище знахаря. И она была оборудована как небольшая лаборатория. Были даже шкафы и пара полок с какими-то пузырьками. Вот у меня и появилась надежда. Делать что-либо без какого-нибудь обезболивающего я просто бы не осмелился.
– Да! Да! – тут же бросилась перебирать какие-то склянки девушка.
Малика безропотно выпила предложенное сестрой зелье и моментально начала соскальзывать с табурета. Мы с Сейзом одновременно подхватили ее с двух сторон, и я попросил:
– Держите ее ровно и не дайте упасть.
– Постарайтесь, принц. Она наша последняя надежда, – тихо попросил предельно собранный оборотень.
Я только тяжело вздохнул.
– Шинелла, а почему дед не научил готовить это снадобье тебя? – спросил я мимоходом, пытаясь собраться и сосредоточиться на предстоящем деле.
– У меня никогда не было к этому таланта. Я только снотворное и желудочное и могу отличить, – горько сказала молодая оборотница. – Можно я выйду? Не могу смотреть.
А уж я-то как не могу!
