Тереза заперла за собой дверь и пошла по тротуару.
Стоял тихий день, но это было в порядке вещей. Тут никогда не случалось шумных дней.
Она пошла на юг по Главной улице. Небо было поразительно голубым и безоблачным. Ни ветра. Ни машин. Тереза не знала, какой сейчас месяц – считались только дни недели и время суток, – но походило на поздний август или ранний сентябрь. В свете чувствовалось нечто неустойчивое, намекавшее на конец сезона.
Воздух мягкий, как летом, а свет – золотистый, как осенью.
И осина на пороге желтизны.
Вестибюль больницы пустовал.
Тереза поднялась в лифте на третий этаж, шагнула в коридор, проверила время.
3:29.
Коридор был очень длинным.
Флуоресцентные лампы гудели над полом в шахматную клетку.
Тереза прошла до середины коридора – там, возле закрытой двери без таблички, стоял стул.
Она уселась.
Чем дольше она ждала, тем громче как будто шумели лампы.
Дверь рядом открылась. В коридор вышла женщина и улыбнулась Терезе. У нее были идеальные белые зубы и лицо, которое произвело на Терезу сильное впечатление, – одновременно и красивое, и равнодушное. Непостижимое. Глаза женщины были зеленее глаз Терезы, волосы стянуты в «конский хвост».
– Привет, Пэм, – сказала Тереза.
– Здравствуйте, Тереза. Почему бы вам не войти?
В скромной стерильной комнате на белых стенах – ни картин, ни фотографий. Здесь стояли стул, стол и кожаный диван.
– Прошу, – сказала Пэм утешающим голосом, отдаленно напоминающим голос робота, и жестом велела Терезе лечь.
Она вытянулась на диване.
Пэм уселась на стуле и скрестила ноги. На ней был белый лабораторный халат поверх серой юбки и очки в черной оправе.
– Рада снова видеть вас, Тереза, – сказала она.
– И я рада.
– Как дела?
– Кажется, всё в порядке.
– Полагаю, вы впервые пришли навестить меня после возвращения вашего мужа.
– Правда.
– Наверное, очень хорошо, что он вернулся.
– Изумительно.
Пэм вытащила из нагрудного кармана авторучку и включила ее. Развернув вращающееся кресло к столу, она нацелилась ручкой на разлинованный блокнот, на обложке которого значилось имя Терезы, и спросила:
– Кажется, дальше последует «но»?
– Нет, просто прошло пять лет. И многое случилось.
– И теперь вы чувствуете, будто замужем за незнакомцем?
– Мы отвыкли друг от друга. Это неловкое чувство. И, конечно, непохоже, чтобы мы могли сесть и поговорить о Соснах. О той безумной ситуации, в которой очутились. Его швырнули обратно в мою жизнь и ожидают, что мы будем вести себя как идеальная семейная пара.
Пэм нацарапала что-то в блокноте.
– Как, по-вашему, адаптируется Итан?
– Адаптируется ко мне?
– К вам. К Бену. К своей новой работе. Ко всему.
– Не знаю. Как я уже сказала, непохоже, чтобы мы могли с ним общаться.
– Это верно, согласна.
Пэм снова развернулась лицом к Терезе.
– Вам приходится задумываться о том,
– Что вы имеете в виду?
– Вы совершенно точно знаете, что я имею в виду. Итан был объектом «красного дня» – и единственный за всю историю Сосен спасся.
