Нахмурившись, отец подходит к Мэтту.
– Но я его завалил! – быстро добавляет Мэтт. – Одним ударом! Он шлепнулся на задницу и таращился на меня, как дурак! Пап, я был так рад! Жаль, ты этого не видел.
Мэтт всю дорогу представлял, что отец видит, как он одним ударом отправляет кого-нибудь в нокаут. Представлял, как отец будет гордиться тем, что сын так похож на него.
Но отец ревет:
– Мэтт, ты же мне обещал!
Радость Мэтта мгновенно улетучивается. Отец нависает над ним, сжав кулаки.
– Ты обещал! – орет он.
Мэтт моргает и даже не сразу осознает, что оказался на полу, спиной к двери.
Через мгновение левую сторону его лица пронзает боль.
А еще через мгновение он понимает, что отец ударил его.
Мэтт поднимает голову. Отец тяжело дышит и смотрит на него, одновременно и сердитый, и потрясенный. Мэтт ждет второго удара, но отец опускает руки.
– Мэтти, ну зачем ты вынудил меня так поступить? – в голосе отца чувствуется искренняя скорбь. – Зачем нарушил уговор? Ты же
Отец замолкает, понимая, как бессмысленно звучат его слова. Насупившись, он отворачивается и идет за ботинками.
Мэтт поднимается и убегает – прочь из спальни, по лестнице, на улицу, до самой реки Гудзон. Лицо ломит от боли.
Он идет вдоль волнореза, замечает на берегу старую перевернутую лодку и забирается на нее. Рядом за дохлую рыбу дерутся чайки.
Это его вина.
Мэтт провинился. Разозлил отца. Спровоцировал его. Не послушался. Нарушил уговор.
Мэтт осторожно трогает щеку и чувствует, как та распухла.
В это трудно поверить. Отец никогда не поднимал на него руку. Никогда. Мэтт вынудил его. Он виноват.
Мальчик проводит несколько часов, наблюдая за тем, как солнце клонится к закату, и все это время напряженно думает. Размышляет. Беспокоится. Пытается понять.
Наконец, он находит ответ.
Отец прав: уговор дороже денег. Правила и законы нужны, чтобы их соблюдать, иначе весь мир превратится в бардак. Следуй правилам, и избежишь неприятностей. Теперь он будет во всем слушаться отца, помогать ему, делать, как велено. Так он никогда не обманет ничьих ожиданий.
С этого момента он станет послушным сыном и не даст отцу повода для беспокойства.
Если раньше в школе над ним лишь подтрунивали, то теперь он – главный объект насмешек. Он постоянно что-то зубрит, постоянно учится.
Другие дети в восторге. Они подкалывают его, окликают, проезжая мимо окон его дома на велосипедах.
– Сорвиголова! Эй, Сорвиголова, выходи играть!
Мэтт не знает, слышит ли эти шуточки отец. Наверное, слышит, хоть ничего и не говорит по этому поводу. Уж свое-то собственное бойцовское прозвище Джек должен был узнать.
Хуже тех дней, когда отец дерется на ринге в казино, не придумаешь. Там ему приходится наряжаться в красный хэллоуинский костюм с рогами и хвостом. По возвращении он всегда напивается, достает из кошелька старую фотографию и разглядывает ее, пока не уснет.
Мэтт следит, чтобы в эти дни отец не забывал есть. Он готовит ему яичницу и тосты, чтобы было чем заедать виски, но это мало что меняет. Так или иначе, Мэтту всегда приходится тащить отца в спальню и выслушивать извинения вперемешку с похвалами.
– Мэтти, ты хороший мальчик. Хороший. Главное, не становись таким, как твой отец, понял? Ничем хорошим это не кончится.
Отец укладывается в постель и храпит, пока не придет пора снова идти на работу.
Когда Мэтт устает, то идет в свое тайное убежище – место, где он может выпустить пар, злость, ярость.
Спортзал.
Там он представляет, что боксерские груши – это ребята из школы. Он может кричать на них, обзываться, колотить их, пока не посадит голос и не собьет костяшки пальцев. Иногда ему кажется, что за ним наблюдают. Сперва он думает, что отец узнал о его тайной привычке прокрадываться в зал после закрытия. Если так, то он крупно влип.
Он зовет, но никто не откликается.
Может, ему почудилось. Может, никого рядом и нет.
