артефактор, быть может?
– Э нет…
– А может быть, вы некромант или демонолог?
– Нет, я…
– Тогда, может быть, вы маг-зодчий, боевой, иллюзионист?
– Постойте, я…
– А может быть, вы колдун или практикуете магию Крови?
Волшебник громко выдохнул:
– Серая магия.
– Простите, не слышал о такой.
– Мутация генома довольно редкой разновидности, вот что это.
– Поподробнее, пожалуйста.
– Тут не о чем особо подробно рассказывать. Как просвещали меня наставники, я никогда не смогу занять высокое место в магической иерархии, потому что серые маги не способны добиться высшей искусности в отдельном магическом направлении. Вместо этого такие, как я, достигают порой неплохих результатов в нескольких магических направлениях сразу. Иными словами, я как подмастерье нескольких мастеров – могу научиться нескольким ремеслам, но не могу стать мастером ни в одном из них. Хотя дипломную работу я сдавал по артефакторике и получил диплом как артефактор среднего уровня.
– Отчего же не высшего?
– Способностей не хватает, рано или поздно упираюсь в потолок, когда другие продолжают расти.
– Любопытно. Мутация как-то связана с цветом ваших глаз?
Тобиус помедлил с ответом:
– Нет. Наставники говорили, что это побочный эффект мутации организма. Такое бывает. По мелочи.
– Хм. Так и запишем: «без определенной специализации». Продолжим. Вы когда-нибудь занимались неугодным Церкви магическим искусством? Например, некромантией или демонологией?
– Нет, никогда не занимался. Если на то пошло, то можете отметить, что я вообще не способен к некромантии или демонологии.
– Так и запишем: «не занимался». А к чему вы способны?
– Ну, я довольно неплохой артефактор, овладел несколькими приемами строительной магии, имею познания в алхимии и трансмутации неживой материи, лекарских техниках и зельеварении… и всякого еще по мелочи. Правда, преподаватели всегда отмечали у меня склонность к боевой и целительской магии.
Монах поднес перо к бумаге, но помедлил.
– В каком возрасте вас взяли на обучение, чар Тобиус?
– То ли в пять, то ли в шесть. Рыбак, который меня «выловил», не уточнил даты моего рождения у родителей, ему было важно лишь то, что я еще не слишком взрослый и смогу стать цивилизованным магом.
– Вы помните свою семью?
– Смутно.
– Кого помните лучше всего?
– Мать, наверное, или сестру. Не знаю, чье это было лицо.
Волшебники не заводили семей. Никогда. Они могли иметь любовниц, могли иметь детей, но не могли исполнять родительских обязательств. Не были способны и даже не пытались этого исправить. Джассар Ансафарус сказал, что магия – важнейшее из искусств, и маги должны предаваться ей самоотверженно, блюсти ее своим первейшим интересом и самой главной ценностью в жизни. Так было сказано, и сказанное стало законом магии, опираясь на который ортодоксальная Академия Ривена забирала малолетних детей с Даром у родителей и воспитывала сама. У мага не должно быть иной семьи, кроме Академии, и иного интереса, кроме магии, он не имеет права любить что-то сильнее, чем ее.
– Вы хотели бы встретиться с ними?
– Нет.
– Отчего же?
– А зачем? В детстве многие об этом мечтают, но, покидая стены Академии, мы являемся уже совершенно иными существами. Это своего рода форма морального уродства, если хотите. Наша семья – Академия Ривена, и иной нам не надо. Порой нам даже неинтересно, откуда мы родом, потому что не являемся больше людьми в привычном понимании этого слова.
– А вы? Вы помните, откуда вы взялись?
– Я… я точно помню лопасти ветряной мельницы. Наверняка я сын мельника и не испытываю неудобства по этому поводу.
