– Вот, солдата привел! – прокряхтел старик. – Иди давай, послужишь Ривену – станешь мужиком!
Староста взял сына за бронированные плечи и пристально взглянул ему в глаза:
– Не посрамишь, отрок?
– Не посрамлю, батя.
– Ступай тогда.
– А ну не распускай сопли! – Патриарх рода отвесил великовозрастному сыну оплеуху.
Лицо отрекшегося короля стало серым. Он медленно оглядел солдат, будто стараясь заглянуть в лицо каждому.
– Генерал!
– Я, ваше величество?
– Маг!
– К вашим услугам, сир.
– Врага не жалейте, а своих берегите.
– Будет исполнено, ваше величество!
– Я постараюсь.
– Солдаты! Напра-а-а-аво! Шаго-о-ом марш!
Замковый гарнизон двинулся по дороге строевым шагом, за ним последовали цитаро, следом неспешно покатилась полевая кухня, она же обоз. Тобиуш Гофер под неодобрительным взглядом сурового деда расцеловал мать и сестер, надел шлем, вскинул на плечо двуручный меч и тоже поспешил. Когда он проходил мимо, Тобиус шлепнул ему на грудь деревянный диск.
– Солдаты расскажут, как пользоваться.
– Благодарствую!
Многие вилланы, побросав дневные работы, пришли проводить воинов в поход. Некоторые даже порывались пойти вместе с ними, но Бейерон строго запретил такие порывы.
В воротах замка показался брат Марк с походной сумой за плечами и посохом в руке. Не говоря никому и словечка, петрианец затрусил следом за колонной.
– Брат Марк? Вы тоже с нами? – удивился волшебник.
– Разумеется, чар, я могу принять последнюю исповедь и провести церемонию отпевания. Отец наш небесный, отведи сию чашу от наших уст.
Уже второй день колонна двигалась по узкой извилистой дороге, порядком заросшей от редкого пользования, вздымая сапогами пыль. Генерал ехал на своей серой белке то впереди, возглавляя всадников, то смещался назад, раздавая подчиненным замечания и присматривая за добровольцами. Как солдаты цитаро Бальдену не нравились. Он уже знал, что в бою кочевники с их короткими метательными копьями были неплохи, но вне боя цитаро сохраняли свободу поступать как им вздумается. Такой разлад был Бальдену не по душе, но он ничего не мог сделать.
– А ну, ребятушки, солдатскую заветную запевай! Не сбиваться с шага! Не сбиваться, я сказал!
Тобиус держался середины колонны, примерно между солдатами и цитаро, и без устали прощупывал окрестности, выискивая признаки разумных существ – засевших в засаде противников, к примеру.
Для ночного бивака выбрали место неподалеку от дороги. Генерал лично следил за расчисткой местности, расставлял часовых и диктовал список караульных смен, после чего пошел помогать ставить небольшой шатер. Бальден не гнушался грязной работы – чувствовалось, что он сам и лопатой для редута поработать мог, и засевшую в грязи пушку за веревку вытащить. Потому он и знал толк во всех аспектах военного дела и всегда видел, если солдат не старается или просто не умеет.
Тобиус возвел вокруг стоянки простейшие магические барьеры, а брата Марка попросили не шастать туда-сюда, чтобы не ломать защиты. Конечно, можно было устроиться и без нее, но это могло оказаться чревато: ведь Хог-Вуд, по сути, находится на самой границе кое-как обжитых земель и Дикой земли, из которой обычно приходит разная опасная и голодная гадость.
Всего развели пять костров: основной в центре и еще два – для солдат, один себе устроили цитаро, и еще один распалил Томас Бэйн прямо под своей телегой. Оказалось, что под котлом в дне имелась солидная дыра. Трактирщик объяснил, что во времена его службы в армии полевые кухни имели именно такой вид. На одной из них он и служил кашеваром.
Волшебник не собирался спать этой ночью, он погрузил себя в медитативное состояние, сидя у костра, чтобы собрать как можно больше энергии, в том числе и тепловой. Как получилось, что он не прозевал нападение, непонятно, уж очень быстро все произошло, – но в нужный момент Тобиус очнулся и усилил приток энергии к защитному заклинанию. Невидимый доселе купол стал зримым, засветившись мягким светом. Прозвучал удар, треск, тоскливый вопль и душераздирающий хохот. Из густой темноты за пределами магического купола удалось высмотреть участок пространства, в котором темнота буквально клубилась кольцами чернейшего дыма, и в ней тлели красные огни глаз и кривая трещина улыбки.
