Саша кивнула, и они неспешно двинулись вперед, через травы, к белым стенам и медленным крыльям. И когда Мельник совсем уже не ожидал, Саша сказала:
— Мы можем остаться здесь.
Мельник посмотрел на нее, боясь, что она снова замолчит, но Саша продолжила:
— Здесь тепло. Красиво. Ты можешь спать на мельнице, а есть в ресторане.
— А ты?
— Я всегда здесь.
Он не выдержал. Взял ее за руку своей израненной рукой, и Саша изменилась в лице, увидев синяки и ссадины.
— Бедный, — шепнула она. — Тебе было больно?
Мельник покачал головой:
— Не так, как тебе. Как ты?
— Я в коме и ничего не чувствую. Мне хорошо. Я сплю и вижу во сне тебя, мельницу, жаворонка в небе и много-много цветов.
— Я хочу тебе помочь.
— Не нужно. Зачем? Тут хорошо. Красиво.
Смутная тревога царапнула его грудь. Он остановился, и тень от мельничного крыла скользнула по его лицу.
— А что будет, — спросил Мельник, — когда пройдет время, и врачи решат, что бессмысленно дальше поддерживать в тебе жизнь?
— Они меня отключат, и я исчезну. Правда, тебе придется уйти отсюда, но время пока есть, и я не хочу думать о будущем.
Он обнял ее. Жест был судорожный, спонтанный. Саша замерла в его руках: не прижалась к нему, не обняла в ответ. Она была покорной, безвольной, она сдалась, и это вызвало в Мельнике такую безудержную злость, что он едва поборол искушение отшвырнуть ее от себя. Серебристая крыса скользнула между стеблями ковыля, взобралась по его ноге и, скользнув на плечо, сердито запищала.
Мельник отстранился от Саши и увидел ее совсем другой. Она смотрела уверенно и жестко, на губах ее играла желчная улыбка.
— Скажи-ка мне, — Мельник чувствовал себя глупо, словно его выставили дураком на сеансе гипноза, — почему я не могу отмотать твое сердце назад?
— Потому что ты думаешь, что на самом деле поцеловал меня в «Мельнице».
В ее голосе тоже звучала злость.
— А разве нет?
— Да боже мой!
— И ты поэтому не принимаешь мою помощь? Это глупо!
— Почему ты пошел в этот дурацкий ресторан, вместо того чтобы ехать ко мне?
— Я не ел целый день, а в больницу так поздно не пускают.
— Ха-ха!
— Это какая-то женская романтическая дурь! Вне смысла, вне логики, вне… И что, ты из-за этого не хочешь жить?
— Придурок!
Тени от мельничных крыльев летали по их лицам, они кричали друг на друга от души, в полную силу. Венок расплелся и слетел с Сашиной головы, крыса металась с одного плеча Мельника на другое. Злость бушевала в их крови, запах молодых трав щекотал ноздри, и от этого им было хорошо, как диким животным.
— Это что, шантаж?!
— Что именно?
— Я не знаю. Ну «я дам тебе помочь, если…»
— Если?
— Я не знаю, что «если». Я не умею бредить с такой же легкостью!
— Если ты поцелуешь меня по-настоящему!
Все замерло. Мельник отступил на шаг.
— Дура, — сказал он. — Я все равно собирался тебя поцеловать.
— Сам дурак, — ответила она. — Я думала, ты струсишь. Ты здорово научился помогать моему сердцу.
— Ну и что?
— Ну и я подумала, что, когда я поправлюсь, у тебя больше не будет поводов меня любить.
— Дура, — повторил он.
— Ну и что, — сказала она, подходя к нему и прижимаясь к его груди. — Такой ты меня и любишь.
