Мельник сел возле окна и впервые за несколько дней почувствовал, что согревается: солнечный луч, прошедший сквозь стекло, мягко дотронулся до его щеки. Официантку он увидел не сразу. Она сидела за стойкой и читала книгу в мягкой темно-синей обложке. Заметив Мельника, официантка встала, но, дочитывая до точки, не сразу оторвала взгляд от страницы. Книгу она положила на стойку корешком вверх, и та прижалась раскрытыми страницами к прохладному дереву, как тонувший человек прижимается раскинутыми руками к твердой земле, на которую повезло выбраться.
Официантка подошла к столику, за которым сидел Мельник, и, вынув из кармана несвежего фартука растрепанный блокнот и затупившийся карандаш, приготовилась записывать. На вид ей было около тридцати лет, лицо ее было одутловатым, непривлекательным, с легкой складкой второго подбородка и жирной, местами воспаленной кожей. Фигура у официантки была приземистой и крепкой, а легкий жирок на талии и бедрах почти полностью сглаживал естественные женские изгибы. Зато глаза у нее были удивительные: небольшие, но при этом поразительно живые и пронзительно синие. К ее фартуку был приколот бейдж с именем — Александра.
— Будьте добры, мне яичницу, блины и чай, — сказал Мельник. — Погорячее, если можно.
Она молча кивнула, сделала пометки в блокноте и ушла.
Александра.
Пока Мельник дожидался еды, он думал о Саше. О том, что, сколько ни предлагал ей устроиться в университет, она каждый раз отказывалась, предпочитая оставаться учителем русского и литературы в одной из самых паршивых городских школ.
Литературу она преподавала плохо. Рассказывала неинтересно и почти не слушала ответы учеников. Родители были ею недовольны, но непопулярная школа не могла позволить себе другого учителя. Рассеянно рассказывая о Печорине, Саша внимательно слушала класс, ловила взгляды, присматривалась к жестам, слушала интонацию и тембр голоса. У нее на уроках всегда много шептались, и она никогда не делала замечаний. Саша выискивала зарождающееся несчастье, точно крепкую шляпку белого гриба, едва показавшегося из-под палой листвы, потом начинала рисовать. В ее комнате возле окна стояла грубо сколоченная рама для батика, но это была только иллюстрация, овеществление того важного, что происходило у Саши в воображении. Саша перерисовывала детские судьбы, избавляла своих учеников от грядущих болезней, отводила от них жестокие руки, лишала мыслей о самоубийстве, мирила с родителями. Ей было больно и трудно помогать им, но еще больнее и сложнее было видеть их несчастными и ничего не делать.
Мельник съел сытный завтрак — яичница оказалась приготовленной из четырех яиц, и стопка блинов была такой высокой, что он едва справился с порцией, — и попросил счет. Пока он доставал из кошелька деньги, Александра отошла от столика и куда-то исчезла.
Расплатившись, Мельник встал и пошел к выходу. По пути он обратил внимание на книгу, лежащую на стойке. На сине-черной обложке были нарисованы кошка и дом. «У каждого в шкафу…» — название врезалось Мельнику в память.
Мельник вышел из кафе и неожиданно попал не в проулок, а прямо ко входу в метро. Он обернулся и увидел за своей спиной заполненную людьми площадь. «При чем тут шкаф?» — спросил он себя и спустился в подземку. Через два часа ему нужно было быть на съемке.
— Итак, в одном сезоне — десять программ. Каждая из них держится на тщательно продуманном сценарии. Первая серия — отборочные туры. Важно создать у зрителя ощущение, что мы отобрали самых верных кандидатов и ошиблись только в двух-трех случаях. Возможностей для создания подобной иллюзии телевидение Дает предостаточно. Лучшую пятерку следует выбрать еще до начала съемок, чтобы постепенно сделать героев родными для зрителя.
Необходимо определиться с деталями. Ведь что такое Деталь? Для картинки это все. Зритель не запоминает имен, зритель не запоминает людей. Но деталь он схватит сразу. Косоглазие, рыжие волосы, резкие словечки, нелепый наряд, зловещие взгляды, экзотическая национальность — что угодно. Принцип «умри, но отличайся» еще никто не отменял. Опытный оператор, получив объект, тут же определяет необходимую деталь и фокусируется на ней.
— То есть герои шоу определяются до кастинга?
— Нет, почему же? Конечно, с некоторыми людьми предварительные договоренности достигаются, но основная масса участников определяется на отборочных турах. Здесь, понимаете ли, важно, чтобы жизнь вносила свои коррективы. Ни один даже самый лучший редактор не придумает героям такого количества странностей, которым они обладают сами. Наша задача — как можно скорее разглядеть талант и как можно прочнее вписать найденный персонаж в драматургию шоу.
— А магические способности?
— Да бросьте! Кому это надо? Во-первых, я не верю в магию вообще. Во-вторых, меня не интересуют колдуны. Меня интересует то, что хорошо смотрится по телевизору.
Стоя на высоком, грубо сколоченном помосте, Настя наблюдала за тем, как рабочие расставляют шкафы. Шоу снимали в пустом ангаре с бетонным полом и толстыми стенами. Здесь было холодно, как в склепе, хотя на улице стояла почти невыносимая жара. Настя куталась в широкий прозрачный платок и думала о Мельнике и о его пальто. Ей хотелось узнать, как оно пахнет: теплым драпом, смутным воспоминанием о туалетной воде, сильным мужским телом с тонкой и терпкой ноткой свежего пота. Близость для Насти всегда начиналась с запаха.
