Пинком ноги я открываю дверь, она сильно хлопает, чуть не слетев с петель. В кабинете Веденеева сидят двое мужчин, но самого Главы Конфедерации нет. Вот непруха! Мужчины вскакивают на ноги, выхватывая оружие. Против одного нашего ножа на двоих у них целый арсенал.
Лысый одноглазый мужик, очевидно, лидер, вскидывает брови:
– Данилов? А мне Веденеев только балакал, что сгинул ты наверху. Чё за шняга?
– Веденеев – крыса, Борман, – хмурится Данилов. – Не понимаю, как ты с ним только дела ведешь? Если даже в такой малости тебя дурит, то что уж говорить про бизнес?
Насупившийся Борман кидает взгляд на своего товарища. Тот возвышается над всеми нами, этакая волосатая гора мускулов и жира. В нем чувствуется прямо-таки первобытная сила, позволяющая, если потребуется, разорвать человека пополам.
– Джабба, чё за дела творятся в этом убогом королевстве? Мертвые воскресают, начальник воду мутит. Непорядок!
Джабба, кивает. Видно, что природа наделила его недюжинной силой, но лишила острого ума, и он искренне радуется вниманию хозяина, как собачонка.
– Мне с ними что делать? – его толстый палец с черным, обкусанным ногтем почти упирается мне в грудь. Здоровяк хищно улыбается, маленькие глазки на его широком лице светятся злобой. Чувствуется, мужик стосковался по доброй драке.
Инстинктивно отступаю на шаг назад, хоть это и бесполезно под дулом пистолета.
– Остынь! – останавливает подручного Борман. – Дождемся начальника. Вы садитесь-садитесь, в ногах правды нет, – мужчина скалит щербатые зубы, проявляя радушие, хотя сам на этой станции гость. – Ждать недолго, скоро все выяснится. Смотрю, сталкеры на Печатниках нынче не в чести? – он явно обратил внимание на наши опухшие лица с синяками, ссадинами и рассечениями.
– Интриги скотного двора. Андрей Павлович, любезный, бросил гиене на съедение.
– Хм, выходит, гиена не сдюжила? А Немов? – губы Бормана кривятся. – Где же твой товарищ?
– Погиб смертью храбрых, – отвечает зло Данилов.
– Храбрые погибают, умные остаются в живых. Так ему и надо – совсем мужик зарвался, нашего брата не уважал!
– Знаешь что, Борман! – заводится Иван. – Можешь меня пристрелить, конечно, но про Олега я такое говорить не позволю! Ни тебе, ни любому из твоих беспредельщиков!
– Я уже как-то говорил твоему командиру, и тебе повторю: без наших отчислений Конфедерации пришлось бы худо. Мы – ее часть, хочешь ты этого или нет. Это понимал Степанов, это понимает Веденеев. И следующий преемник будет понимать, если не совсем дурак! – Борман тоже повышает тон. Джабба придвигается ближе, радостно скалится, с хрустом разминая пальцы.
– Слушайте, может, не будем сейчас об этом, а? – пытаюсь разрядить ситуацию я.
– А тебя, фраерок залетный, я вообще в первый раз вижу, – хмурится Кожуховский пахан.
– Этот залетный фраерок, возможно, стоит всех твоих людей вместе взятых, – опережает Данилов колкость, готовую уже сорваться с моего языка. – Я его в деле видел и за слова свои отвечаю.
– Да ну?! – прищуренные глаза недоверчиво и внимательно разглядывают меня. Заметно, что Борман – прожженный циник, возглавлять бандитскую общину должен именно такой человек. – Проверим? – улыбается он. – Все мои ребята против него одного?
– Не боишься ребят потерять? – это я уже не удерживаюсь, чтобы съязвить. Да, не в том мы положении, чтобы так борзеть перед бандюками, но мне уже все равно. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
– О-хо, одно могу сказать – ты парень смелый, – кивает Борман. – И что же, за свой длинный язык ты в кутузку Конфедерации попал, али еще как нагрешил?
– У меня нет идеалов, я – наемник.
Разговор самым неожиданным образом прерывает заскрипевшая дверь.
– Ну, гости дорогие… – фраза остается незаконченной, графин с сивухой и стопки падают на пол из внезапно ослабевших рук вошедшего Веденеева. Звенит разбитое стекло, чертыхается Глава Конфедерации Печатников, судорожно пытающийся выдернуть ствол из кобуры на поясе. И в этой суматохе, которая отвлекла всех действующих лиц, я реагирую первым.
Нож бравые ребята с Кожуховской опрометчиво оставили при мне, не забрали. За такую оплошность и пострадал Андрей Павлович. Миг – и рукоять уже торчит из его шеи, а Веденеев булькает, заливая все вокруг хлещущей кровью, и медленно оседает на пол.
– Готов, касатик, – хмуро констатирует Борман и вздыхает. – Что же ты, падла, делаешь?! – это уже, очевидно, мне.
Веденеев последний раз дергается и замирает навсегда. В коридоре я вижу ошарашенное лицо Корниенко, он держится за стену, тяжело дышит и не верит своему счастью. Только что его хозяин, изверг и жестокий человек, отправился туда, откуда не возвращаются. И я вижу бледную тень улыбки на его лице.
– Зови Хомова, – говорит ему Данилов. – Он ведь сейчас за старшего у сталкеров?
Корниенко кивает и растворяется в полумраке коридора.
