Я судорожно сглотнула, чувствуя, как невольно разжимаются руки, укрывающие испуганно дрожащее тельце.
— Отдай, — тихо попросил дракон.
Некоторое время я тупо смотрела на бледную ладонь, протянутую ко мне — даже не требовательно — просительно, будто Джалу ждал милостыни.
Трясущимися руками я осторожно развернула рубашку — мышонок, влажно блестя глазами, тихо хныкал, совсем как человеческий детеныш, разевая зубастый рот.
Заглянув в агатово-черную глубину глаз, я поняла, что не отдам его. Ни василиску, ни дракону, ни самому черту! «Мы в ответе за тех, кого приручили», — вспомнились слова одной из самых любимых сказок детства.
— Нет! — твердо сказала я.
И тогда Джалу прыгнул.
Грубо схватив за руки, он скрутил и повалил меня на пол. Я верещала как резаная и слабо брыкалась, больше всего на свете боясь раздавить визжащего на той же ноте мышонка…
В какой-то момент я вдруг почувствовала, что острые иглы зубов впиваются мне в запястье. Резкая боль скрутила тело. Язык мгновенно опух и залепил горло так, что я едва могла дышать.
— Лис! — Я смутно видела склоненное надо мной лицо. Бледное, некрасивое, с острыми чертами и огромными круглыми, как у птицы, глазами.
Грубые руки встряхнули меня за плечи.
Окружающий мир медленно обретал четкость. Я сидела, привалившись спиной к ледяной стене. Под рубашкой копошилось что-то теплое, испуганно дрожащее…
Я накрыла мышонка рукой. Тот пискнул и замер.
— Ты… ты… — Дракон, сидящий на полу рядом, был растрепан, смертельно бледен, на левой скуле прямо под сочным фингалом красовалась глубокая кровоточащая царапина.
— Ты едва не погиб, идиот! — заорал он.
Я виновато шмыгнула носом.
— Ну не погиб же…
Джалу сцепил и расцепил пальцы перед грудью, несколько раз глубоко вздохнул.
— Не могу понять, почему ты еще жив… — признался он. — Но если твой организм справился с ядом один раз — это не значит, что в следующий раз ты не склеишь крылья, глупый мальчишка! Так что не зли меня и отдай эту мышь, саламандр-ра тебя раздери!
— Ни за что! — отрезала я, упрямо вздергивая подбородок.
— Ну как знаешь!
Вскочив, дракон заметался по комнате, словно ураган, сметая мебель и обрушивая кухонную утварь.
— Если тебе так не терпится умереть… — процедил он, обжигая меня взглядом, — воля твоя! Но постарайся сделать это за пределами моего замка!
На этой патетической ноте Джалу вылетел из кухни, хлопнув дверью так, что та едва не слетела с петель.
Я всхлипнула, чувствуя, как по щекам текут неожиданные слезы. Только сейчас я сообразила, как же сильно испугалась, и непонятно, за кого больше — за себя или за мышонка… Хотя чего лукавить, собственная жизнь мне все же была дороже, но настоящие герои в таком не признаются…
Вытерев грязной пятерней щеки, я развернула рубашку. Мышонок, будто утопающий за спасательный круг, тут же уцепился лапками за мой палец.
— Эй, малыш, — пробормотала я, — мы умудрились разозлить дракона…
Я подняла руку. Зверек, крепко держась за палец и вися вверх тормашками, захлопал тонкими перепончатыми крыльями.
— Но ведь он волновался… — Внезапно я поняла, что от этой мысли меня распирает настоящее счастье.
Мышонок продемонстрировал ряд острых зубов и вдруг отчетливо произнес:
— Хууб!
Охнув, я поднесла мышонка к глазам.
— Ты что… говорить умеешь?!
— Хууб! — Зверек попытался лизнуть мой нос, вытягивая длинный и яркий, как жвачка, язык.
Похоже, это таинственное слово было единственным в арсенале арахонской мыши.
— А знаешь, у всех приличных домашних питомцев должно быть имя, — наставительно сказала я, слегка потряхивая ладонью в воздухе. Зверек держался крепко. — Как же мне тебя назвать?
— Хууб! — веско сказал мышонок.
