Белый громко хмыкнул и пожал плечами:
– Надо знать этих «разумных» медведей. Единственный подвид оборотней, что сумели сохранить изначальное общественное устройство. А еще не стоит вестись на их внешнее тугодумие и неуклюжесть. Они, может быть, в чужие дела, как другие, не лезут, но наблюдают за всем и… многое помнят, – и уже немного в сторону буркнул: – К несчастью.
– Помнят что-то связанное с моим отцом? – озадачилась я.
Андрей, глядя на воду, что в наступивших сумерках серебрилась и плескалась метрах в двух под нами, кивнул.
– А какой в этом смысл? – решила я допытаться до истины. – Получается, я – последний отпрыск «прокаженных» волчьих родов, живой эволюционный тупик. Что мне даст рассказ о печальной судьбе моего отца? Видимо, он смог найти у них убежище и там же провел свои последние дни.
– Медведи очень консервативны, – вздохнул Добровольский, – и продолжают существовать в рамках изначальной монархической иерархии с очень жесткими законами и предписаниями. И дело не в печальной судьбе твоего отца, а в том, кем он был. Последним представителем, в ком текла кровь изначальной семьи. Так что, с точки зрения медведей… ты – наследница.
И Андрей, слегка склонив голову, бросил на меня косой острый взгляд, блеснувший звериной силой. У меня же в буквальном смысле челюсть рухнула на грудь, последняя новость заслонила даже мои горестные чувства относительно своей абсолютной никчемности.
– Я – наследница?! – мрачно расхохоталась. – Это шутка? Признайся! Наследница чего?
Но белый почему-то не смеялся. Сидел и сверлил меня странным, каким-то настороженным взглядом.
«Наверное, боится, что я совсем скачусь в истерику? И правильно! Я сама этого боюсь».
– Ты серьезно? – я двинула Андрея локтем. – Может быть, опасаешься, что брошу вызов тебе, как фактическому наследнику рода, захватившего власть?
Представив собственные перспективы в упомянутом случае, зашлась в диком хохоте и не сразу сообразила, что Добровольский все еще молчит.
– Ты меня боишься? – взяв себя в руки и сделав «страшные глаза», сумела я поддеть оборотня.
Он вздохнул. Глубоко так, с медленным выдохом.
– Лена, ты не понимаешь всей ситуации. В данных обстоятельствах тебя могут использовать для разжигания войны между кланами. А что до власти – мы взяли то, что смогли взять. Если кто-то хочет и может отнять ее у нас – пусть попытается. Но все это не избавляет нас от проблемы.
– Какой? – резко проникнувшись серьезностью обсуждаемой темы, уточнила я.
– Три месяца рядом…
Прозвучало это как-то странно. И обидно, конечно.
Теперь ему, наверное, страшно и подумать о возможности повязаться со мной. Волчица внутри оскалилась и угрожающе заворчала – все ей неймется! Вот уж кто и так мнит себя принцессой. Волк белого неожиданно отреагировал на ворчание моего зверя жалобным поскуливанием, заставив Андрея раздраженно передернуть плечами. Долетевший до меня скулеж тут же оборвался. Как же хорошо Добровольскому! И когда я стану сильнейшей в своем тандеме?
Ответить по существу на его утверждения мне было нечего. И дело даже не в белом. Уже не в нем. Просто отныне для меня вообще не существует перспективы стать матерью. И кто знает, почему загрызли моего кровного старшего брата? Возможно, из милосердия. Я тоже не смогу жить, зная, что мой сын проживет всего несколько страшных лет. Но беда в том, что сделать что-то существенное, чтобы избежать этого, я не в состоянии.
Тут единственная моя надежда – белый.
– Андрей, – перехватив его руку, переплела наши пальцы. Дождавшись, когда взгляд волка сосредоточится на мне, откровенно сказала: – Все зависит от твоей выдержки. Я и обещать не стану, но тоже постараюсь. Перекидываться все это время не буду, только если на боях заставят. А так… Ты мне совсем не нравишься… как мужчина. Поэтому за свою человеческую половину я уверена – домогаться тебя не буду.
Может быть, я и приврала… чуток. Или немногим больше. Но главное в этом деле – чистота намерений. А мои намерения какой угодно ценой удержаться от вязки с теперь уже любым самцом были наикристальнейшими! Стоит еще вспомнить о том, что он слышал мамины советы и наверняка думает обо мне невесть что.
Добровольский как-то странно на меня посмотрел – звериное зрение позволяло отчетливо видеть выражение его глаз в темноте ночи – и, резким, почти неуловимым движением опрокинув меня, завалил к себе на колени.
– Ты такая «милашка»! – нависнув сверху, презрительно прошипел он. – Как я раньше существовал без этого освежающего глотка откровенности? Как это, однако, бодрит! Не меньше, чем удар дубиной по голове, я думаю.
– А то! – слегка напугавшись стремительности его маневра, не зная, что еще можно сказать, брякнула я, находясь в полулежачем положении.
Да… Вызови я его на поединок, и оскалиться бы не успела, как уже была бы четвертована его зубами и когтями. Тут по-другому и быть не может.
– В общем, я очень постараюсь тебя не разочаровать, – подытожил белый наш план. – Тем более теперь уверен, что не разобью твое сердце.
И что на это скажешь? Да еще и валяясь у него на коленях? Я мужественно показала волку язык. Он вздохнул и явно подумал: «Диагноз – безнадежна».
