части портрета: «Тарис Ван Санти».
С портрета на меня смотрел не кто иной, как Тарис Некромант собственной персоной. Совсем еще юный, почти мальчишка. Тот, чье тело вместе с каменным саркофагом Ильсерой я отправил на илистое дно мертвого озера.
Осторожно закрыв медальон, я убрал его в поясную сумку и двинулся прочь, подымаясь на вершину холма, откуда открывался столь хороший обзор.
- Господин! – вскрикнул Литас, наконец-то рассмотревший мое ледяное лицо. – Никак зацепило вас?
- Я в порядке, – качнул я головой. – Ранений нет. Только пара новых царапин на броне.
- Как же нет-то? Щека! Правая!
- Щека? – переспросил я, прикасаясь к правой щеке. – Я был в шлеме.
- А ну-ка! – подойдя ближе, охотник пристально всмотрелся мне в лицо и встревоженно произнес: – Порез! Кровоточит!
Я лишь глухо рассмеялся. Ледяные статуи не могут истекать кровью. Взглянул на руку, и смех замер сам собой. На стальной перчатке виднелось несколько светло-розовых капель, лишь отдаленно напоминающих кровь.
- Или скорее трещина! – поправился Литас. – Воистину! Щека будто треснула, господин!
С трудом вспомнив, как это делается, я попытался надуть щеки и тут же ощутил давно забытое чувство.
Боль! Я чувствовал слабую, едва заметную, но все же боль! Не глухое ощущение повреждения, а именно боль! Настоящую боль! Кровь и боль… как сладостны для меня эти слова! Бесчисленные убийства шурдов и нежити наконец-то начали приносить ощутимые плоды! По моим промороженным венам вновь заструилась кровь, вернулось ощущение боли…
- Перевязать бы надо, господин! – не унимался перепугавшийся Литас, давно уже отвыкший от вида моей крови.
- Успеется, – счастливо улыбаясь, качнул я головой. – Пусть кровоточит. У меня есть кровь, Литас!
- И она вытекает!
- И пусть течет. У меня есть кровь! Радостную весть ты мне принес!
- Рикар мне голову оторвет, – убито пробормотал глава охотников, обхватывая упомянутую голову обеими руками. – Как пить дать оторвет! С корнем! Не досмотрел я, не уберег!
- Не оторвет, – ответил я, делая первый шаг по склону холма. – Литас, очнись, наконец, и сожги проклятые кости! Да молитву прочесть не забудь! Как-никак останки людские.
- Слушаюсь, господин Корис! – очнулся Литас. – Сейчас все сделаем! Господин, а под доспехами ран не открылось каких? Вдруг вы кровью истекаете!
- А и плевать, – фыркнул я. – Как домой доберемся, так и проверим. Если истекаю кровью… я этому только рад! Поверь, я не собираюсь умирать! Я собираюсь начать жить!
- От оно как! – обрадованно прогундел Литас. – Значит, теперича и под венец можно! Невеста-то ужо заждалась!
- Тьфу! – беззлобно сплюнул я, вновь устремляя взгляд в сторону невидимой отсюда реки, расположенной где-то за горизонтом.
- Илизе-е-ель! – воющий крик разнесся далеко вокруг, заставив темных шурдов затрепетать в ужасе.
Собравшиеся со всех Диких Земель киртрассы присовокупили свой многоголосый крик к воплю господина. Сидящий на станине старого метателя рыжий Риз Детоубийца радостно хохотал, наслаждаясь всеобщим хаосом.
- Илизе-е-ель! – рухнувший на колени Тарис Некромант повторил свой дикий вопль, в ярости ударяя кулаком оземь. – Крошка моя… первенец мой… любовь моя…
При этих словах Риз Мертвящий испытал еще один приступ истерического хохота, перешедший в обессиленное похрюкивание.
- Заткнись! – бешеный крик Тариса привел Риза в чувство и заставил мгновенно умолкнуть. Полководцу Тариса дозволялось многое, и многое прощалось, но сейчас принц был в лютом бешенстве.
Не вставая с колен, Тарис заставил разум воспроизвести переданное умирающей киртрассой видение ее гибели. Видение короткое, обрывочное, но все же кое-что можно было различить среди этого тумана…
…Под отчетливый хруст раздавливаемых костей к киртрассе наклоняется массивная фигура воина, закованного в полный доспех, через узкие смотровые прорези глухого шлема исходит яростное зеленое свечение, за плечами развевается черный плащ, в воздухе размазанные очертания чего-то многочисленного и быстрого…
- Всех уничтожу! – наполненный бешеной злобой рык отзывается в ушах Тариса. – Всех до единой! Выжгу!
Затем все заслоняет когтистая стальная перчатка, с лязгом смыкающаяся на черепе. Слышен хруст, последний крик погибающего костяного паука, и видение обрывается…
