тихо села рядом с ним и начала говорить так, будто рассказывала сказку, сидя у очага в углу комнаты в святочный вечер.
Глава III
Леди рассказывает Ральфу о своём прошлом
– Сейчас ты услышишь обо мне немного больше того, что могли поведать гобелены и книга. Но всего я рассказать всё равно не смогу, так как нам на это не хватит времени, а кроме того мне не хватит мужества. Я не могу сказать тебе, ни где я родилась, ни кем были мои отец и мать. Я и сама этого не знаю, и никто никогда мне этого не рассказывал. Первое моё воспоминание – о том, как я играю в саду рядом с деревянным домиком, крытым камышом. Со всех сторон сад обступает лес. Его нет только на нашем небольшом, заросшем высокой травой и кустами участке, где пасутся козы. У двери домика сидит женщина и прядёт. Она работает, но одежда на ней нарядная, на шее и пальцах блестят украшения. Это моё первое воспоминание, но так проходил каждый день, это было обычно для меня, к этому я привыкла. И таковы все воспоминания моего детства. Я не буду тебе подробно рассказывать о том времени. Ты же знаешь, каковы такие рассказы. Женщину эту я называла матерью. Тогда она была не стара, но и не молода, средних лет. Теперь я знаю, что она не моя мать. Она была строга и требовательна, но в то время не била меня, разве только когда требовалось, чтобы я сделала что-нибудь, что без побоев я никогда не стала бы делать. Ела и пила я сколько хотела, как и она. Тогда мне хватало самой простой пищи, как ты можешь догадаться по тому, что видел сегодня. Но хотя моя воспитательница и не была жестокой, она ворчала каждый день, ни разу не проявляла ко мне нежности, не целовала и не ласкала меня, когда я была маленькой. Я и сама её не любила, зато любила нашу белую козочку и считала, что она довольно милая. Есть и другие воспоминания того времени. Помню, как я спасла белочку от ласки, помню галчонка, который ещё не умел летать и упал с высокого ясеня близ нашего дома, помню мышку, которая жила в нашем доме и любила бегать у меня по руке. Подобных воспоминаний в моей памяти много. Кратко говоря, все лесные звери, даже кролики и оленята, любили меня и совсем не боялись. Я тоже любила их и была счастлива.
Когда я подросла, моя воспитательница начала давать мне такую работу, которая была мне по силам. Мужчин поблизости не было, да и, надо сказать, я редко видела других людей в нашем доме и, если видела, ни с кем из них не разговаривала, разве что иногда кто-нибудь проходил мимо. Я не знала, кто это, откуда и куда идёт, но благодаря таким встречам я понимала, что кроме нас в мире есть и другие люди. Но, по правде говоря, я тогда вообще мало что знала и понимала. Разве только умела прясть, ухаживать за козами, доить их, умела ставить силки на птиц и молодых оленей, хотя когда я их ловила, мне было мучительно больно убивать их. Я бы отпускала их всех, если бы не боялась своей воспитательницы. Каждый день ранним утром я выходила из дома и сада. Мне было запрещено возвращаться до наступления сумерек. Я должна была пасти наших коз на лесных полянах. Я брала с собой прялку и веретено, чтобы напрясть столько кудели или шерсти, сколько давала мне эта женщина, иначе я была бы бита. Когда же наступала зима, и земля покрывалась снегом, мне поручалось выслеживать животных и ставить на них силки.
Мне было уже пятнадцать лет, когда одним летним днём я пасла коз невдалеке от дома. Небо потемнело, и началась сильная гроза с громом, молниями и проливным дождём. Я испугалась и, так как была рядом с домом, побежала к нему, загнала коз в сарай, привязала их там и, дрожа, прокралась в дом. Я услышала треск ткацкого станка в соседней комнате и решила, что там прядёт моя воспитательница, но когда я заглянула туда, то увидела, что на скамье никого нет, а челнок сам летает от края к краю, нити основы разделяются и соединяются, а бёрдо ходит вверх и вниз. И в то же время я слышала, как кто- то тихо пел песню, слов которой я не могла разобрать. Страх охватил меня, но я переступила порог и через открытую дверь комнаты увидела, что там на полу сидит, абсолютно нагая, моя воспитательница. Она пела, глядя в большую открытую книгу, лежащую перед ней. Её облик казался зловещим, пугающим. Большого роста, с чёрными волосами, она каждый день строго смотрела на меня, говорила крайне мало, но довольно резко, хотя и не намного по сравнению с тем временем, когда я была маленькой. Я остановилась, насмерть перепуганная, но она даже не взглянула на меня, и я надеялась, что осталась незамеченной. Я выбежала обратно под дождь, хотя он стал ещё сильнее, и бежала, пока, полумёртвая от страха, не спряталась в гуще леса, гадая, что теперь со мной будет. Погони за мной не было, и, заметив это, я немного успокоилась. Дождь поредел. В просвет между тучами выглянуло солнце. Тогда я села и начала прясть, а сердце моё всё ещё сжимал страх. Наконец, нить закончилась, опустились сумерки, и я, крадучись, отправилась домой. С большим трудом я заставила себя переступить через порог.
В комнате, как обычно в пышных одеждах, сидела моя воспитательница. Она ничего не сказала мне, только взглянула на мою пряжу, проверяя, справилась ли я с работой. Затем она строго и привычно кивнула мне, и я ушла спать к козам, где и всегда спала. На этот раз я долго не могла заснуть. Когда, уже под утро, я всё-таки заснула, в мой сон постоянно вмешивалось что-то ужасное, всё какие-то страдания, о которых я не смею рассказывать тебе.
Проснувшись, я поела, выпила козьего молока и с тяжёлым сердцем направилась к дому. Взглянув на меня, женщина, против своего обыкновения, заговорила со мной. Я задрожала от страха при звуке её голоса, хотя слова, произнесённые ею, были просты: «Сходи, приведи ко мне твою белую козу». Я выполнила поручение, и все втроём мы направились в лес. Я шла чуть живая. Моя воспитательница привела меня на знакомую мне поляну, окружённую стеной высоких тисов. Посередине неё стояло что-то, похожее на каменный стол: четыре вертикальных камня и плита на них. Это было единственное, не считая нашего дома, сараев и забора, что сделали люди в той части леса, по которой я обычно гуляла.
Женщина остановилась, наклонилась над камнем и сказала мне: «Теперь пойди и собери сухих палок для костра». Я не осмелилась ей перечить и решила, что меня высекут, если я буду медлить. На самом деле, я думала, что она собирается меня убить. Я принесла ей вязанку, но она попросила принести ещё. Когда я сходила в лес за хворостом семь раз, она, наконец сказала: «Достаточно. Встань напротив и слушай».
