крикнул:
– Тише! Трубите, рога! Охота закончилась!
Под крышей зала громко и яростно затрубили рога, и когда они смолкли, стало тише, чем летней ночью. Только голоса мечей было не унять, и то тут, то там слышался тихий лязг да звон.
И снова заговорил Джек:
– Пусть все молчат! Пусть никто не покидает своего места! Я ВИЖУ ИСТИННОГО КОРОЛЯ! И вы все должны увидеть его!
С этими словами Джек перешёл зал и поднялся на возвышение, где, держа за руку бледную и дрожащую Голдилинд, стоял Кристофер. Джек взял его за плечо и развернул лицом к креслу, стоявшему перед столом, так, чтобы все в зале могли его видеть. Затем Джек усадил Кристофера в это кресло, обнажил свой меч, встал перед юношей на колени и, взяв его за правую руку, громким голосом произнёс:
– Я, Джек, хозяин Дома на Холмах, свободный и невинный, незаконно обманутый, ныне признаю себя вассалом Кристофера, короля Дуболесья, и клянусь жить для него и умереть за него. Вот меч моего отца! Не соблаговолите ли повязать его мне, как повязал его когда-то Ваш отец моему?
Кристофер вначале решил, что всё услышанное – некая игра, развлечение ради удовольствия да доброго времяпрепровождения честного люда. Когда же он взглянул Джеку в глаза и увидел в них пыл, страсть и искренность, он понял, что эти слова не были шуткой. Кристофер слышал крики народа, отражаемые эхом от крыши, и ему казалось, что он помнит, словно старый сон, как кто-то говорил рядом с ним о короле и его сыне, да о могучем воине, оказавшемся подлецом и предателем, но разговор происходил, когда Кристофер был ещё слишком мал, чтобы что-то понять. Когда он вспомнил всё это, чело его прояснилось, а глаза ярко засияли. Кристофер наклонился к Джеку, опоясал его мечом и, поцеловав в губы, сказал:
– Поистине, ты мой слуга, мой тан*, мой граф, и я опоясываю тебя твоим мечом, как мой отец опоясывал твоего.
Тогда Джек-разбойник встал и сказал:
– Собравшиеся в этом зале! Подлинно, счастлив сей час, и счастливы вы! Этот человек – король Дуболесья, а тот, во дворце, – подлец и негодяй!
И вновь раздались крики, поскольку мужчины и женщины, старые и молодые, горячо любили Кристофера, а Джек-разбойник был не только их предводителем в набегах и правителем, но и мудрым советчиком, а потому никто и не думал спорить с ним. Но вот Джек вновь взял слово:
– Есть ли среди нас старик или же муж не столь старых лет, который в былое время видел нашего прежнего короля, короля Кристофера, павшего, сражаясь за нашу честь? Если есть здесь такой, пусть подойдёт сюда.
Тогда один седобородый муж поднялся с лавки у стола и прошёл на возвышение. Это был рослый человек, только возраст слегка согнул его. Старец преклонил колено пред Кристофером и, взяв его за руку, сказал:
– Я Вильгельм из Виттенгема, свободный человек, рыцарь, несправедливо оклеветанный, буду служить Вам, о, мой король, служить Вам во всём. И да будет так, даже если судьба отпустит мне нанести всего один удар за сына моего господина, которого я ныне узрел! Ибо, смотря на Вас, мне кажется, что я смотрю на Вашего короля-отца, которому я служил в своей молодости.
Тогда Кристофер склонился к старику и, поцеловав его, произнёс:
– Ты поистине мой слуга, мой тан и мой барон. Кто знает, может, вскоре ты сможешь нанести много ударов, сражаясь за меня.
И вновь раздались крики, и к Кристоферу подходили и подходили вассалы: человек десять оруженосцев, и рыцарей, и владетельных господ. Все они нынче были лесными жителями и разбойниками, но самое плохое из того, что сделал кто-нибудь из них, заключалось в убийстве недруга или врага друга в честном бою. Все подходившие становились на колени перед Кристофером, и протягивали к нему руки, и присягали в верности.
Когда же принесение присяги закончилось, Кристофер увидел, что через толпу пробирается высокая пожилая женщина, выглядевшая даже красивой для своего возраста. Она направилась прямиком к возвышению, туда, где сидел Кристофер, обняла его за плечи и заплакала:
– Ах, неужели я, наконец, нашла тебя, мой любимый, мой дорогой, моя детка? Да ты вырос таким пригожим и таким большим, что теперь уже я не смогу держать тебя на своих руках, как когда-то. И таким высоким, что тебя уже не надо поднимать вверх. Слава Богу и Его святым, что ты стал красивым и статным мужчиной!
Затем старушка обратилась к толпе:
– Вы, предводитель этих лесных жителей, и все вы, собравшиеся в этом зале! Меня сюда привёл один из вас, и хотя я чуть было не померла от радости при этой внезапной встрече, я благодарна ему. Ведь этот ладно сложенный и обходительный молодой человек – сын Кристофера, короля Дуболесья, собственной персоной. Он был моим питомцем – я кормила его грудью. Двадцать один год назад я приняла его у повивальной бабки во дворце Дубфорда, а потом нас увезли в дом лорда Ричарда Тощего, что у Длинных холмов. Там мы и жили, пока его не забрали, и я не знала, куда, а мне не позволили поехать с ним. Вот с тех пор я и брожу по свету, надеясь вновь увидеть моё милое дитя, а сегодня я увидела его, увидела, кем он стал, и я благодарю Господа Бога и всех Его святых за этот дар!
И вновь в зале поднялся шум. Голдилинд же стояла, изумляясь и ощущая страх в душе. Она предчувствовала время войн и беспорядков, и слишком многое, казалось, пролегало теперь между ней и её любимым. Надо сказать, что хотя она и не часто появлялась на королевских приёмах и военных парадах, но она видела земли помимо этого зала, она видела, как маршируют войска, как мощные стены щетинятся копьями, как реют на ветру королевские стяги. Джек же со своими соратниками и верными друзьями казались ей слабой поддержкой в том случае, когда тайное станет явным и малочисленные лесные
