умереть.
Одиночный выстрел из пистолета прозвучал впереди, как гром. И прежде, чем мы успели как-то среагировать на него, за дверью в новый сектор зашлась длинной очередью «эмка». Двустворчатая дверь слетела с петель, когда Лоб, как испуганный носорог, ворвался в широкую комнату. В центре помещения сидела Птичка, облаченная в блестящий желтый пластиковый скафандр, и прижимала к себе маленькую чернокожую девочку. Рядом лежала автоматическая винтовка. Жидкость из разбитой колбы капала на горячий ствол, вызывая характерное шипение. Девушка совершенно не обращала на это внимания, что было удивительно, помня, как она относилась к оружию в течение всего похода. А тут… Сидит на корточках и баюкает кудрявую девчушку. Лоб обошел проводницу и заглянул за стол. Он замер, лицо его, скрытое маской респиратора, было не видно, но он что-то увидел. Что-то нехорошее.
– Чисто, – он сказал это по-русски, но почему-то это совершенно не резало слух. Это его «чисто» прозвучало с ноткой такой брезгливости, как будто на самом деле там было очень грязно даже для видавшего виды спецназовца.
Я обошел широкий лабораторный стол: на полу в неестественных позах, в которых могли лежать только мертвые, валялись три человека в таких же, как и у Птички, желтых изолирующих костюмах, порванных во множестве мест пулевыми пробоинами, из которых еще сочилась густая кровь.
Комок присел на корточки рядом с Птичкой.
– Где Айболит?
Она непонимающе посмотрела на офицера и еще крепче прижала к себе девочку.
– Где наш боец, с которым ты ушла? – повторил командир.
Девушка всмотрелась в его лицо сквозь стекло маски, с трудом узнавая, и неопределенно махнула куда-то вправо, за мою спину.
Я, как ошпаренный, резко развернулся. Из-под соседнего стола торчали ноги в знакомых «берцах». Опрокинув стол на пол, я освободил Айболита. Он был еще жив. Пуля попала в горло. Маску он сорвал, наверное, когда хотел дотянуться до раны, все руки были в крови, но движения становились все более вялыми. Ученый силился что-то сказать, но вместо звука на ране только пузырилась кровь. Последним усилием он поднял руку и указал на шприц-пистолет в руках у одного из ученых. Это было последнее, что он смог сделать. Голова откинулась, и по телу прошла агония. Глаза оставались открытыми, и невидящим взглядом уставились на меня с такой надеждой, что я его понял.
Я понял. Расстегнул сумку на поясе, которую Айболит всю дорогу прижимал к себе, как величайшее сокровище. Внутри действительно лежал какой-то прибор, перчатки, пластиковые пакеты с герметичной вакуумной застежкой. Натянув перчатки и взяв пакет побольше, я с трудом разжал пальцы расстрелянного ученого и положил шприц-пистолет, заряженный ампулой ядовито-желтой жидкости, в герметичный контейнер.
Надо уходить. Нечего тут делать. Без Айболита мы не знаем, какие документы брать, какие образцы… Не тащить же с собой зараженную обезьяну. По сути, задание провалено, а в том, что специалист погиб, виноват только я и больше никто. Я недосмотрел. Моя задача была его нянчить. Не увлекся бы выкуриванием того морпеха – не упустил бы этих неразумных героев, или пошел бы с ними, и все сложилось бы по-другому. Все были бы живы.
Птичка прижимала свою девочку и бормотала вполголоса:
– Нелюди! Слишком цивилизованные, чтобы иметь право жить… слишком, чтобы называться людьми.
Комок поднялся и посмотрел на меня и Лба.
– Забираем Айболита и этих, – он кивнул на пигмеек. – Нам еще долго до дома топать.
Я огляделся. Кругом валялось побитое оборудование, несколько мертвых тел ученых и их подопытных обезьян. Смерть объединила всех. Да, пора домой. Разворошили мы тут осиное гнездо, и еще неизвестно, чем это аукнется для человечества. Всего человечества – достаточно цивилизованного или нет…
– Леший, ты идешь? – Гришка грубо вырвал его из воспоминаний, и старый воин не сразу осознал, куда именно он должен пойти.
– А? Да, иду, конечно, – Леший тяжело поднялся из протертого кресла. – Что там у нас?
– Аэростат поднялся, ветер, вроде, несильный, взлетел даже выше, чем в прошлый раз. Ждем только тебя.
Леший поежился и накинул на плечи куртку. Мысль, что он устал, и устал не физически, а морально, заполнила собой все его существо. Хотелось обратно туда, где он был молод и силен. Туда – к своим друзьям. Они его уже давно ждут. Навещают в воспоминаниях и снах: молодые, веселые, счастливые. Торопят. «Нет, ребята, рано еще – есть недоделанные дела в этом мире, больше похожем на ад».
– Пошли.
Глава 3
Только не навсегда
Этот участок никогда не обследовался. Да и что тут искать? За огромным «тэцовским» озером, берега которого густо поросли лесом, находилась «Терра Инкогнита». И это не потому, что в этих местах водились какие-нибудь неведомые твари, или существовали неизведанные объекты. Как раз наоборот – не было там ничего. До удара тут были дачи скромных тружеников – честно заработанные шесть соток для мазохистской трудотерапии. Маленькие домики с мизерными садовыми участками. За двадцать лет от всего этого остались только следы былого пребывания человека. Дачные поселки превратились в непролазный бурелом, из которого торчали поваленные стены и перекошенные крыши – то, что раньше было мечтой каждого порядочного смоленского самаритянина и называлось любовно нерусским словом «фазенда».
