- В трусы полезете? - с легчайшей издёвкой поинтересовался Михаил, зашнуровывая ботинки. - Или обойдёмся?
Человек-глыба молчал, с унылой злостью раздувая ноздри.
- Всё? - Спросил Курмин.
- Нет? - Управляющая посмотрела на Семёныча.
Тот посмотрел на толстого. Человек-гора помотал головой, признавая свою неправоту. Разлепил скорбно сжатые губы.
- Но ведь какая-то сука подрезала… Найду - с дерьмом смешаю.
- Но не он! - Семёныч подытоживающее мотнул головой. - Я бы нашел. Опыт не пробездельничаешь… Может, сами проверить желаете? Так сказать, для полноты картины. А?
- Зачем... - На толстого было грустно глядеть. - Я же видел, как вы обыскивали.
- Тогда я пошел. - Михаил оделся, распихал личные вещи по карманам, взял корзинку: и направился к выходу.
- Секундочку! - Негромкий возглас Семёныча догнал его почти у двери подсобки. - Давайте для очистки совести ещё корзиночку проверим. На всякий случай…
- Не вопрос… - Курмин вернулся назад, протянул ему корзинку. - Досматривайте. Только за испорченные при осмотре товары будете платить сами.
Семёныч поставил корзинку на стеллаж, человек-глыба вперился в неё взором, в котором неярким огоньком затлела новая надежда. Охранник принялся аккуратно выкладывать товары. Растительное масло, злополучный коньяк, сушки, сахар. Коробка с пиццей…
Большой, фасонный тёмно-коричневый кошелёк со щегольским тиснением и изящной серебристой пряжечкой замка-защёлки лежал под ней.
Человек-глыба издал какой-то совершенно детский «ой!» и схватил свою пропажу. Семёныч скользнул Курмину за спину, но Михаил и не собирался бежать. Дурной сон какой-то, ей Богу…
- Деньги где? - взревел толстый, бегло изучив содержимое кошелька. - Сука, раздербаню наглухо! Деньги верни, пидор!
- Сам пидор… - машинально ответил Курмин, которому изрядно надоела брань человека-горы. - Не брал ни…
В следующее мгновение его почти раздавило между тушей собеседника и стеллажом. В глазах потемнело от острой боли, вонзившейся в позвоночник.
…реальность вернулась новой вспышкой боли в позвоночнике, словно кто-то забил в него большой кривой гвоздь и теперь дергал его из стороны в сторону, стараясь вытащить. Курмин в ужасе захрипел, заворочался, пытаясь как-то облегчить боль. Толстый напирал всем весом, обещая немедленно вынуть душу из «этого рваного гондона». Командным баритоном орал Семёныч, пытаясь предотвратить самосуд, панически визжали фасовщица с управляющей, молчал восточный человек Фарид. И все вместе они вцепились в человека-гору, пытаясь оттащить его от Михаила. Краем глаза, Курмин заметил ещё двух молодых парней в комбинезонах с символикой магазина, бегущих на помощь.
Толстого стали понемногу оттаскивать назад. Человек-глыба понял, что возмездие ускользает, и махнул правой рукой. Кулачище, оказавшийся твёрдым, как бетонная свая, влип в скулу Михаила. Того унесло на пару метров вбок и распластало по полу. К боли в позвоночнике, шарахавшейся вверх- вниз, по чуть-чуть затихая, прибавилась боль в левой половине лица. Которое, казалось, деформировалось до полной неузнаваемости.
- Эй, вы как?
Взмыленный Семёныч склонился над ним, вглядываясь с предельной озабоченностью. Но не потеряв во взгляде ни капельки цепкой деловитости, с которой он пытался исчерпать выпавший ему конфликт. Михаил слабо покрутил головой, прислушиваясь к ощущениям в организме.
- Ничего хорошего…
Человек-гора свирепо ворочался в паре метров от него, не собираясь сдаваться. На нём висело уже семеро сотрудников магазина, изо всех сил не дающих случиться чему-то ужасному. На дублёнке толстого отсутствовало три пуговицы, но сам он казался неутомимым.
Положение спас Семёныч.
- Спокойно! Замри, я сказал!!! - заорал он на толстого. - По статье пойдёшь, идиот! Лежи, не рыпайся!
Крики пропали втуне. Семёныч огляделся с отчаянием человека, которому нечего терять, и схватил с находящегося поблизости паллета двухлитровую бутылку "Бон Аквы". Газированная струя влетела прямо в рот толстого. Следующие порции оросили его физиономию и одежду.
