Сердце вдруг резануло, коротко, но довольно болезненно, скомкав мир до бьющегося сгустка, в котором находится боль. Курмин остановился, Сунул ладонь под пальто, к левой стороне груди. Пережидая, когда же утихнет эта в первый раз возникшая помеха. Тоскливая помеха, иногда напоминающая многим, что все мы в этом мире - гости, случайное мельтешение биомассы, по чьему-то капризу наделённой амбициями, эмоциями…
Полегчало довольно скоро. Нежданно появившееся неуютство в сердце испарилось, словно его и не было. Будто это был кадр одного из этих, не дающих душевного покоя снов.
Но другая проблема, явившаяся взгляду, осталась на виду и не собиралась исчезать после простого прикладывания ладони к груди. Серьёзная проблема, имеющая вид одного из самых криминализированных районов города под названием "Перевёртовка". Именно отсюда в приснопамятные девяностые вышло наибольшее количество живущих «по понятиям» личностей.
Понятно, что криминальное ремесло не располагает к долгожительству, и до нынешнего времени дожили очень немногие из «перевёртышей» - прошедшие через весь сопутствующий ремеслу негатив. В основном, приняв вид респектабельных бизнесменов-меценатов-спонсоров. Девяностые в своём беспредельном великолепии сгинули, как плешивый бес после первого петушиного крика. Но, видимо, над "Перевёртовкой" концентрация тех самых, перенасыщенных криминальным духом, флюидов была ещё довольно высока.
Здесь до сих пор не обходилось без взятых на гоп-стоп, поддавших мужичков, неважно - были они одеты в Dirk Bikkemberg или в замызганный пуховик "Мэйд ин Чайна". Трупов, практически, не было, но кровушку пускали, иногда и без особой надобности, в виде сувенира из "Перевёртовки". Появиться здесь просто так, особенно, в вечернее время суток, не имея среди "перевёртышей" ни кореша, ни родственника, способного "кинуть за тебя подписку", было почти стопроцентной гарантией неприятностей. Чтобы не забывали, в каком районе города живут самые крутые перцы.
Закусив губу от досады на самого себя, Курмин быстро осмотрелся, прикидывая, далеко ли он углубился в этот криминал-сити. Похвастаться частым посещением района он не мог, последний раз был здесь лет семь назад - даже уже и не помнил, зачем. Но довольно цепкая память подсказывала, что не всё так погано. Условная граница района, за которой можно было чувствовать себя в относительной безопасности, пролегала примерно метрах в шестистах от места, где он сейчас находился.
Ждать, когда же, наконец, появятся местные ухари и сурово поинтересуются насчёт никотина, Курмин не стал. И самым быстрым шагом, который позволяло самочувствие, направился в нужном направлении.
Пятьдесят метров, сто, двести, триста…
…три силуэта вынырнули из-за угла наперерез Михаилу, когда было пройдено чуть больше половины расстояния. До Курмина донёсся отрывок разговора, из которого он уяснил, что троицу недавно не пустили в ночной клуб, и они крайне возмущены этим обстоятельством.
«Перевёртыши» увидели Курмина, лихорадочно вспоминающего, кто из его знакомых мог иметь хоть какое-то отношение к "Перевёртовке" в сугубо "правильном" плане. Это была очень хрупкая, слабенькая - но надежда, что всё закончится благополучно. В крайнем случае - доброй порцией матюгов и пожеланием больше не видеть его "лоховскую вывеску".
Вспоминалось откровенно паршиво. В памяти смутно промелькнуло два человечка, но вот кто из них был Буксиром, а кто Стреляным - идентифицировать никак не удалось. Скверно…
Троица на спеша подошла и встала метрах в полутора, похмыкивая и задумчиво разглядывая Михаила. Бежать было поздно, да и куда бежать? Назад? Хуже не придумаешь, да и догонят, не слишком запыхавшись. Бегун из Курмина был откровенно дохлый.
- А чё-то я не понял? - растягивая слова, выдал каноническую фразу один из аборигенов, покачиваясь с носка на каблук грубых зимних ботинок.
Ботинки старенькие, но еще вполне крепкие: если такой обувкой "с носка" да по рёбрышкам…
Курмин живо представил себе подобную картину и незаметно поёжился, стараясь совсем уж открыто не показывать свою боязнь. Самый низкий из троицы был на полголовы выше Михаила. А по возрасту - все присутствующие были раза в полтора младше его.
- Погоди, Махно… - Самый здоровый из тройки неспешно осадил приятеля и почесал кончик носа, определённо собираясь с мыслями. - Куда гонишь?
Неписанный кодекс поведения по отношению к чужакам требовал сначала установить их точный статус в сложной жизненной иерархии "Перевёртовки» или же - отсутствие такового. А то вдруг этот заморыш окажется каким-нибудь внучатым племянником Паши Трезубца, местного "смотрящего". Будешь потом всю оставшуюся жизнь милостыню на паперти просить, неправильно сросшуюся - после перелома в трёх местах - руку протягивая. Бывали прецеденты.
- Обзовись, чей по жизни? - Здоровяк мрачно уставился на Курмина сверху вниз. - Что-то мы тебя в упор не знаем.
- Да чё тут с ним тереть, Писарь?! - опять встрял Махно. - Это же чмо залётное! Сто пудов - из центра или вообще из Новостроек. Я эту свистобратию и после литры за три километра с лёту срисовываю. Чтоб мне так жить!
- Ну, да… Свой бы уже давно обозвался, - лениво протянул третий, нескладный, с самой отталкивающей внешностью.
Такие обычно бьют дольше и яростнее всех.
- Тихо-тихо…
Писарь был то ли поумнее, то ли поосторожнее этой парочки, но форсировать события не торопился.
