Сегодня же он вернулся. Спустя годы.
- Пусти нас, Еремей, - сказал Джекки. – Пусти.
Что значит «пусти»?
- Я не могу. Я…
Убийца остановился, обернулся. Тобби, переваливаясь с ноги на ногу, будто ему сильно натерло в промежности, подошел к мужчине и встал по левую руку от него. Еремей чувствовал взгляд Миши Тоббова. Это был его прежний, такой знакомый взор, вселяющий уверенность в праведности любых проделок.
- В озере становится тесно, - вместе со словами изо рта Тобби стекает черный ил.
- Я не хочу…
- Чего ты бормочешь, а? – убийца скрестил на груди руки. Облизнулся нервно, посмотрел по сторонам. Где-то наверху шумело шоссе. Гудели дикие механизмы загадочного завода на той стороне озера. Пахло грязью и затхлостью умирающего озера.
Озера – хранящего совсем не детские тайны.
- Ты их не видишь? – спросил Еремей у мужчины. Тот усмехнулся, махнул рукой и попытался сесть в машину.
- Стой! Разве ты их не видишь?
Убийца обернулся, совершенно не замечая окруживших его мертвых мальчиков.
- Знаешь, - спустя паузу произнес мужчина. У него был приятный, глубокий голос. – Все эти годы я наблюдал за тобой. Это возбуждало. Ты единственный, кого я отпустил. Маленький безумец, которому пришлось наблюдать за тем, как я играюсь с его дружком, как топлю эту слепую тварь. Ты тот, кто знает правду. Это действительно заводит. Стоишь в очереди за молоком, с бидоном, посреди этих тупых свиней и коров, не знающих ничего кроме жратвы и отдыха, и слушаешь их разговоры.
Он залез в карман и вытащил оттуда мятный леденец. Развернул обертку, не сводя глаз с Еремея, и отправил конфету в рот, а затем радушно улыбнулся:
- Они любят поговорить, поверь. Например, о Еремее Дурачке. О его тетке, что привозит бедолагу каждое лето, и тот бегает по дорожкам, словно он все еще ребенок. Слушаешь, смотришь - и знаешь правду. Знаешь что этот вот дурачок единственный, кто знает тебя. Единственный, кто знает больше всего этого быдла, до сих пор убежденного, что мальчики утонули. Что девочка сбежала в город, что мужчина переехал к любовнице, что женщина ушла во все тяжкие. Это восхитительно. Понимаешь? Дурачок и мудрецы. Забавно ведь, правда?
Он вытащил из машины бейсбольную биту.
- Мне кажется, теперь я все-таки рискую, если отпущу тебя. Так что пора присоединиться к друзьям, малыш. Спустя, сколько… Двадцать лет? Как летит время...
- Дай мне руку, - говорит Тобби и протягивает обглоданную стальными зубами кисть.
- Дай мне руку, - хлюпает Джекки.
- Добро… - хрипит Риан.
Еремей зажмуривается. Он не понимает, чего хотят его друзья. Он не понимает слов убийцы. Но протягивает в сторону мертвецов трясущиеся руки и чувствует, как его касается холодное, мерзкое, тягучее нечто. Как немеют пальцы, и ледяные волны распространяются по телу.
Еремей падает на колени, чувствуя, как режет горло жуткая память, как горит в паху, и жгутся огнем глаза, как легкие наполняются водой. Открыв глаза, он видит, что его руки сами перехватывают биту убийцы. Сейчас он Тобби, он Джекки, он Риан, но никак не Еремей. Он отмщение мертвых и беспомощных детей.
Глаза мужчины расширяются в изумлении и ужасе. Изо рта Еремея стекает ил, а глаза переполняют кровавые слезы. Убийца пятится, спотыкается и падает возле своего автомобиля. Пытается отползти прочь от приближающегося к нему Еремея-Тобби-Джекки-Риана.
- Кто ты? Мать твою, кто ты такой?!
Из темного озера выходят мертвецы. Один за одним они настигают Еремея. Он становится Светой и Николаем Дмитриевичем, Машенькой и Еленой Петровной. Он впитывает в себя каждую жертву, обрастая их чертами и ранами. Тело рвется на части от невыносимых мук. Но боль скоро должна уйти. Еще
