тираж на мелованной бумаге не печатается, – и эрзац демонстративно повернулся спиной к Горобцовой, давая понять, что аудиенция окончена.
Он внимательно поглядел на Максимовского, затем на меня, на лице его отчетливо читалась тревога.
– Ал, пойдем ко мне, переговорить надо, – твердо сказал Лопатин. – А Максимовский здесь подождет.
– Эээ… Юрий Николаевич, да вы никак фильтр потеряли, – возмутился вдруг Роман, – никуда она без меня не пойдет!
Я поняла, что Юрка хочет сказать мне что-то важное, может и действительно не для чужих ушей, и поэтому, сделав знак недовольному Роману, направилась к рабочему месту опального редактора.
– Что случилось? – спросила я, глядя, как Лопатин бестолково начал перекладывать бумаги на столе.
– Судя по всему еще не случилось, – буркнул он, – но может… Ты хоть понимаешь, какое осиное гнездо разворошила?
Упоминание об осином гнезде заставило меня содрогнуться, дело в том, что у эрзаца были необыкновенные способности к предсказанию, правда проявлялись они странно, Юрке везло в тотализатор, он мог предвидеть счет матча, количество забитых голов, но совершенно не чувствовал будущих профессиональных неудач.
– Не волнуйся, Юрка, Михалыч с Плавным в теме. Да и не одна я…
– …в поле кувыркалась, – горько усмехнулся Лопатин. – Не вызывает он у меня доверия, слишком поверхностный, весь такой лощеный, только о своей персоне и способен думать, поэтому прими мой совет – ни на кого не рассчитывай, кроме себя самой.
Я задумалась, и не хотелось верить словам Лопатина, но в тоже время он сказал именно то, о чем я знала всегда – не доверяй никому настолько, чтобы потом об этом не жалеть.
– Будь осторожней, Парамонова, – добавил Юрка, – я за тебя переживаю.
Меня вдруг потянуло рассказать эрзацу о первой неприятельской весточке, но я вовремя прикусила язык, потому что в нашей 'богадельне' погреть уши у тонкой перегородки никогда не считалось чем-то неприличным. И верно, только я шагнула в проход, как от Лопатинского закутка темной тенью метнулась Горобцова, только подпрыгнули жидкие хвостики, перевязанные розовыми резинками.
Ожидая меня Максимовский коротал время в обществе… кого б вы думали? Конечно, Шваревой! Кокетливо облокотившись на стол, и плотоядно глядя на Романа, она облизнула губы, показав кончик языка. Выглядело очень приглашающе, жаль я не успела разглядеть не раздвоен ли он у нее. Мое возвращение ее не огорчило, оправившись от моего щелчка, она жаждала продолжения схватки. В этом я убедилась тотчас же – над перегородкой появилась голова Горобцовой. Как называются рыбы, которые сопровождают акулу в поисках наживы? Лоцман? Вот, точно! Лоцман-Настя лучше всякого эхолота чуяла косяк.
Скандалом пахло за версту, а я терялась в догадках, что еще задумала моя врагиня…
– Парамонова, я вот все хотела спросить, под кого тебе пришлось лечь на этот раз? Зная твои приемчики, ничуть не сомневаюсь в успехе. Так кто же на этот раз? Звезде нашего отдела все равно с кем, лишь бы тема пошла. В тот раз с Барихановым у тебя лихо вышло, до сих пор бедняга отмывается от помоев, выплеснутых на него женушками. Что молчишь, Парамонова?
Мне показалось, что в нашем 'шапито' замерло все, не отстукивали бодро клавиатуры, прекратились разговоры, даже старая кофеварка стала тише работать, хотя ее звуки зачастую перекрывали трели отбойного молотка на ремонтируемой автотрассе. Да… Услышать о бизнесмене Бариханове я не ожидала, видно хорошо Лика покопалась в архивах.
История эта случилась на заре моего служения нашему мега-холдингу. Тогда начинающая журналистка Парамонова была готова на многие жертвы во имя высокотиражного таблоида, даже на связь со скандально известным бизнесменом. Бариханов был богат, влиятелен и пользовался большой популярностью у дам. Он был четырежды женат, от всех жен имел детей, но обращался с брошеными возлюбленными, как с отработанным материалом. Все дети, рожденные Барихановым в браках были насильно отняты у матерей, и воспитывались в заграничных пансионатах и колледжах. Бедные, во всех смыслах, женщины не смели и пикнуть против деспота. А все потому, что приглядев новую красотку Бариханов заключал с ней что-то вроде контракта. Жаждущие красивой жизни мотыльки летели на сияние Барихановского злата и безропотно подписывали контракт. Чтобы добыть материал для статьи, я целый месяц изображала веселого мотылька, была осыпана дорогими подарками, и таки добилась своего – копия договора была у меня в руках. Бариханов не ожидал, что конфетная блондинка окажется коварной журналисткой, и в прессе появится разгромная статья с точной информацией о его нелегком семейном счастье. Пришлось потом отбивать атаки разозленного вероломством Бариханова, возвратить все бриллиантовые безделушки, и пригрозить судом. Судиться Бариханову не хотелось. История эта была первой в череде моих побед, и вот, надо же, именно о ней, давно позабытой, сейчас напомнила Лика. Стопудово, сейчас станет рассказывать Максимовскому, что мотылек-Парамонова зарабатывала информацию в постели сквалыги-бизнесмена.
Я отвлеклась на картинки из прошлого, а в это время на меня были устремлены три пары глаз – ликующие Ликины, настороженные Настины, и заинтересованные Макса. Ну, что мне сказать Шваревой явно ждущей от меня какого-нибудь неосторожного слова…
– Все, красули, – вдруг раздался голос Романа, – вечер воспоминаний закончен. Нам пора. Да, Алла?
'Спасибо тебе, дорогой товарищ Максимовский, выручил, подал руку помощи утопающему'.
– И вправду засиделись мы, а дел по горло. Поехали домой, – сказала это я так, будто мы с Максимовским давно и счастливо женаты.
Швареву подбросило от злости, а Настенькины глаза стали круглыми, как блюдца. Ой, какая сплетня, какая обалденная новость! Голова Горобцовой тут же провалилась за перегородку и только слышен был цокающий звук ее бегущих каблучков. В довершение всего Роман взял меня под руку и повел к редко захлопывающимся дверям редакции.
В дороге я успела позвонить соседке, и вовремя, та собиралась уходить, но обещала ключи от моей квартиры бросить в почтовый ящик. Роман молчал, звучал бесконечный Джаред Лето, а я маялась сомнениями – рассказать ли о Бариханове, или не стоит… Наверное, нужно, потом услышит историю от Лики, или кого-нибудь еще, и будет только хуже. Эх, была не была.
– Хочешь, я расскажу тебе о том человеке?
– О ком?
– О Бариханове.
– Нет, не хочу.
– Не хочешь? – удивилась я.
– Мне все равно…
Сердце мое упало. Черт, а я ведь думала… но ему все равно… Кровь ударила в голову, а глаза защипало, пусть и не было на ресницах туши.
– Мне все равно, что было с тобой раньше, – продолжил Максимовский, – и я знаю на ЧТО можно пойти ради хорошего материала. И для меня важно ЧТО происходит с тобой сейчас, когда ты со мной… то есть мы вместе.
Еще немного и мы бы попали в аварию, потому что я бросилась ему на шею, и целовала – глаза, губы, шею, но Максимовский крепко держался за руль и хохотал:
– Сумасшедшая! Ты ненормальная, Парамонова! Знаешь об этом?
