вкусе, направилась в сторону выхода, крутя ею завораживающие восьмёрки.
Тут я почувствовал укол в открытую шею, и машинально шлёпнул по ней рукой, раздавив какое-то насекомое.
«Насекомое? На станции?!» – успел подумать я, почувствовав, что теряю управление своим телом и меня подхватывают крепкие мужские руки, и над ухом прозвучал бас:
– Да ты перебрал, Ворт, давай я тебя провожу на наш корабль, в твою каюту… – после этого на меня налетела тьма.
Очнулся я в не самом хорошем состоянии. Не знаю, что за химия была, но последствия мне не понравились. Как после жутчайшего похмелья. Как только я после пробуждения начал мыслить связно, у меня вырвался крик души:
«Твою мать, чёртов спермотоксикоз! Так дёшево попасться на древнюю медовую ловушку!»
Мысленно поругав себя за расхлябанность и уверенность, что меня не тронут и не посмеют похитить, я стал соображать лучше. Видимо, прекращалось действие химии. Первое, на что я обратил внимание, – надпись перед глазами: «Включить нейросеть? Да? Нет?»
Дело в том, что, имея уже подобный опыт попадания в плен или рабство, я воспользовался некоторыми специфическими знаниями и внёс в нейросеть несколько новеньких программок, которые не так просто найти, даже если мою нейросеть активно сканировали бы. Вот одна из программок и сработала.
Видимо, когда я попал на борт работорговцев – корабль, похоже, шёл в гипере, чувствовалась знакомая, едва слышная вибрация корпуса, – у меня в медсекции отключили нейросеть. Мало ли какие я сюрпризы преподнесу, но вот имплант подчинения не установили, это была их ошибка. Правда, они повесили на меня кое-что другое, то, отчего я бежал из Люмера со всех ног. Ошейник раба.
Потрогав украшение на шее, я сморщился и задумался. Программка, что сработала, удалённо активировала включение нейросети, когда ту отключил местный медик. По таймеру она должна была её активировать через шесть часов после отключения. Значит, я уже давно у работорговцев, ориентировочно около суток.
Инженерный комбез с меня сняли, как и нательное бельё, надев на мою безвольную тушку жёлтый комбез раба. Думаю, в ошейнике раба и в этом комбезе я бы смотрелся привычно где-нибудь на улицах столицы Гурии, да и вообще в Люмере. Таких жёлтеньких там полно.
Что-то конкретное решить я не успел – пшикнула приводами дверь, открываясь, и я машинально убрал знак вопроса нейросети в уголок, где появился флажок. Пока включать имплант не требовалось, мало ли. Да и ошейник её засечёт, тоже плохо.
В мою клетку, где кроме стандартной койки и санблока ничего не было, вероятно, я был привилегированным рабом, других обычно возили куда как в худших условиях, говорят, даже в архаичных цепях, вошли двое мужчин. Один, в дорогом пилотском комбезе со знаком капитана на рукаве, просто лучился от самодовольства, второй поглядывал на меня настороженно.
– Добро пожаловать на борт рейдера «Люмерец». Думаю, ты уже понял, что возвращаешься обратно в Люмер к своему хозяину. Скажу честно, я, как охотник за головами, впервые слышу цену за какого-то раба, хоть и инженера, в пятьсот тысяч кредитов. Ты у нас здесь самый дорогой приз. Так-то мы одновременно провели поимку сразу шести беглых, но один соскользнул, но это ничего, двенадцать тысяч премии, конечно, жалко, но после такого приза, как ты, я решил, что это на удачу. Другие содержатся в общем кубрике, где им приходится испражняться под себя, это такая мера наказания, кроме прочих, а ты у нас неприкасаемый. В договоре на премию «Гикона» ясно сказано, что на тебе не должно быть ни царапинки и твоё душевное состояние тоже не должно пострадать. Так что весь путь до Люмии, столицы Люмера, ты проведёшь здесь. Всё, что надо, я сказал, отдыхай и ожидай того момента, когда мы передадим тебя твоим владельцам. Ингар!
После окрика капитана заговорил второй, мрачный тип:
– Мне поручена твоя охрана и безопасность. Не вздумай покалечить себя или попытаться совершить самоубийство. Ошейник, конечно, не имплант подчинения, но искин, который за тобой наблюдает, не даст тебе убить себя, парализуя. Еду тебе будут приносить согласно корабельному расписанию, остальное всё стандартно. Из каюты тебе выходить запрещено, хотя ты и так не сможешь это сделать. На этом всё.
– Сколько нам лететь? – хмуро спросил я.
Меня тут же скрутила волна боли, и я расслышал злое шипение второго:
– Когда ты разговариваешь с вольными, раб, ты должен встать на колени и спрашивать разрешение.
– Я расскажу сотрудникам «Гикона» о вашем обращении со мной, – простонал я, пытаясь сесть на койку, с которой свалился, но мышцы отказали, и я снова свалился на пол. – Думаю, вы лишитесь изрядной доли премии. Они с удовольствием воспользуются такой возможностью.
– Он прав, Ингар, – сказал капитан и, направившись к выходу, обернулся и ответил на вопрос: – На Люмии мы будем через восемнадцать дней. Пять прыжков. Но не надейся, что информация тебе пригодится, шансов сбежать у тебя нет. Мы не идиоты из «Гикона», к тому же, даже если сбежишь, по нам это особо никак не ударит, в отличие от того сотрудника, что тебя упустил… Моак, кажется? На него навесили долг в двести тысяч кредитов, именно за такую сумму ты был куплен, и он в данный момент её отрабатывает, а когда мы тебя вернём, его долг увеличится до семисот тысяч. Премию «Гикон» нам выплатит за тебя из своих средств, а покрывать затраты будет Моак. Я слышал, он уже пытался выброситься из окна своего кабинета, поэтому его перевели в подвал и установили контроль. Этот Моак будет выплачивать долг за тебя полсотни лет, с гарантией.
– Как мне его жаль! – криво усмехнулся я, однако отчётливо было понятно, что в моём голосе жалости не было ни на грамм. – Дверь закройте с той
