удовлетворенно крякнул, заметив, что у нас все правильно, словно в старые времена. Похоже, всю дорогу до дома родителей, который находился в двух часах езды от столицы, нам предстояло слушать рассказы о том, как наш водитель в молодости ухаживал за будущей женой, а также об их семейной жизни, детях и, возможно, даже внуках.
Самое забавное, я оказалась совершенно права во всех своих предположениях, но вот сам рассказ ни капли не раздражал. Почему-то в последнее время меня вообще начали привлекать истории чужого семейного счастья. Должно быть, потому что я рассчитывала получить собственное. Такео вообще вовсю воодушевленно поддакивал, заодно поведав о своем детстве, двух старших братьях и строгом, но справедливом отце.
Когда таксист спросил о матери, Ватанабэ лишь счастливо вздохнул:
— Пока я не познакомился с Джули, считал, что самая прекрасная женщина на свете — это моя мать.
В тот момент мне, если честно, стало немного не по себе… Больше всего на свете в данный момент я боялась, пожалуй, будущую свекровь, госпожу Ватанабэ Кимико, женщину, с какой стороны ни посмотри, великих достоинств, если верить ее сыну. Лиллен по этому поводу тоже понемногу нагнетала обстановку, рассказывая поучительные истории из жизни восточных невесток, которых нахваталась из Сети… Казалось, что Адамс специально для меня эти ужасы выбирала, умалчивая обо всех историях со счастливым концом, будто таковых в природе не имелось вовсе.
Словом, я точно ничего не хотела заранее знать о матери своего жениха, а в идеале еще и видеть ее не хотела. Вообще. Никогда. Но вряд ли Такео на такое пойдет. Даже ради меня. Родителей он любил. И братьев. И невесток. И племянников. Словом, у моего будущего мужа оказалась чересчур большая семья…
Нареченный тем временем с восторгом продолжал повествование о родных, в подробностях описывая и внешность, и привычки, и увлечения… Как только речь зашла о детях братьев, то мне вообще подурнело. Потому что изначально было ясно: детей Ватанабэ любил и, хуже того, хотел, а уж тут… Такео говорил о племянниках с такой мечтательностью. Даже надеяться не стоило, будто он не желает завести собственных отпрысков. Выходит, после свадьбы мне с большой долей вероятности поставят ребром вопрос о потомстве… А мамой я себя пока не представляла… Да я себя и женой-то пока не представляла, какие дети?
Таксист, почувствовав интерес аудитории, стал соловьем заливаться о счастье отцовства и материнства. Жених поддакивал с пугающим энтузиазмом, так что я начала с ужасом представлять себя не просто матерью, а матерью многодетной…
Под мирную беседу двоих мужчин и рокот мотора я было задремала, но из полусна меня вырвал визг тормозов, жуткая тряска и удар о спинку переднего сиденья. Мы врезались во что-то… Кажется…
Я в испуге открыла глаза, пытаясь понять, что с нами вообще произошло.
— Такео, ты в порядке?!
В первую очередь я беспокоилась о Ватанабэ. Во вторую и третью — тоже.
Одновременно со мной мое несчастье испуганно спросило:
— Джули, ты как?!
Со своего места тихо и забористо ругался водитель, вцепившийся в рулевое колесо, словно утопающий — в спасательный круг.
— Я в порядке, — одновременно ответили мы с женихом друг другу и одновременно же облегченно выдохнули. Правда, Такео ответил мне: «Daijoubu»,[1] но для меня в тот момент был важней смысл, а не язык.
Живы. Целы. Все хорошо.
— Грузовик… На встречную вышел, — чуть подрагивающим голосом пояснил мне Ватанабэ, стискивая мою талию едва ли не до хруста.
Только теперь я поняла, что он был бледным как смерть.
— И какой… так водит?! — риторически вопросил таксист, не сумевший выпустить руль. Кажется, пальцы ему придется разгибать по одному. — Хорошо хоть насмерть не расшиблись и на дорогу сможем выехать… Вроде бы… Но мы теперь, ребятки, второй раз родились…
— Третий… — автоматически поправила водителя я.
Тот, разумеется, не понял.
— Что «третий»?
Всю дорогу меня трясло мелкой дрожью от осознания того, что я просто могла не проснуться. Мы могли никогда не доехать до дома моей семьи, так бы навсегда и остались на этой дороге вместе с болтливым водителем, у которого дома жена, теща, двое дочерей с мужьями, одна внучка и старый ризеншнауцер. Ведь случается порой, что в машине после аварии не остается ни единого живого человека. Или, хуже того, я бы могла уцелеть, а Такео — нет… И как бы я без него тогда, без своего солнца?
— Не волнуйся, — тихо бормотал мне на ухо Такео, ласково гладя мою руку, — ничего плохого не случится. Ничего плохого не может случиться, пока ты меня любишь.
