мне ни нравится, ни не нравится.
Эд сказал, понизив голос:
— Послушай, ты вообще пробовала пользоваться косметикой последние два дня?
Она озадаченно пожала плечами.
— А ну да, пару раз.
— И что?
Долли некоторое время колебалась, наморщив задорный носик.
— О ну, как тебе сказать. Я чувствовала зуд. Знаешь, вроде того, если сильно обгореть на солнце и начинает облазить кожа.
Эд Уандер покачал головой.
— Послушай, Долли, найди мне Базза Де Кемпа из «Таймс-Трибьюн», ладно? То есть, если он еще работает в «Таймс-Трибьюн». Мне надо с кем- нибудь поговорить.
Она бросила на него странный взгляд, которого он заслуживал, и взялась за дело. Эд Уандер вернулся к своему столу и взял телефон.
— Привет, Баззо, — сказал он. — Я не знал, работаешь ты еще там, или нет.
Ему ответил веселый голос:
— Не только здесь, но купаюсь в лучах успеха, старый приятель Крошка Эд. Похоже, что какая-то компания придурков правого крыла накапала редактору на одну из моих статей. Хотели, чтобы меня вышвырнули с работы. Старая Язва сказал, что если у нас будут печататься такие вещи, по которым будут достаточно противоречивые мнения, так что даже жалобы поступают, то это может заставить оторваться нескольких недоумков от телевизора и прочитать нашу газету. Так что меня повысили.
Эд закрыл глаза, скорбя о том, какими путями идут дела в мире.
— Хорошо, — сказал он. — Мне нужно с тобой увидеться. Давай в Старом Кофейном Погребке через четверть часа? Кофе с меня.
— Ты меня уговорил, — радостно сказал Де Кемп. — Это свидание. И я нахожу тебя красивым даже с этими подозрительными усиками.
Эд повесил трубку и направился к подъемнику.
Он всю дорогу торопился, но к тому времени, как пришел на место, газетчик уже сидел там. Кафе было практическим пустым. Эд предложил Баззу перебраться в кабинку.
Они заняли места друг напротив друга в самой дальней от телевизора и музыкального автомата кабинке, и Эд мрачно уставился на репортера. Наконец он сказал:
— Я видел эту твою статью по поводу перемен моды.
Базз Де Кемп вытащил их кармана пиджака восьмидюймовую сигару и зажег ее.
— Хорошая штучка, а? Собственно говоря…
— Нет, — сказал Эд.
Базз не обратил на него ни малейшего внимания.
— …эта практика уходит корнями в шестидесятые годы, когда ховеры только появились. Знаешь, откуда я взял эти факты? Из речи того старикана, о котором мы говорили в прошлый раз. У него море статистики по поводу того, как наша нынешняя экономическая система процветающего государства изобилия паразитирует на нации…
— Таббер! — сказал Эд.
— Именно. Некоторые из его данных довольно старые. Он собрал много фактов в прошлом десятилетии. Но теперь они имеют еще больший вес, чем тоща. Последний раз, когда я его слышал, он обвинял страну в том, что она тратит ресурсы на то, что придется выбросить. Мясо в сковородах, которые подлежат выбрасыванию. Сдобные булки и печенье в консервных банках для выпекания, которые подлежат выбрасыванию. Одноразовая алюминиевая мышеловка: вам не приходится возиться с мышью, вы ее даже не увидите. Просто выбрасываете мышеловку вместе с мышью. Пластиковые бритвы со встроенным лезвием: используете один раз и выбрасываете, — Базз рассмеялся и затянулся своей сигарой.
— Послушай, брось это все. Я слышал от него всякие вещи этого рода в тот вечер, когда мы с Элен были на его митинге. Но что я хотел узнать: ты когда-нибудь слышал, как он накладывает заклятие?
Репортер нахмурился.
— Делает что?
— Проклинает. Накладывает на кого-нибудь заклятие. Чары.
— Эй, старик не сумасшедший. Он просто старый селезень, который бьет тревогу. Предупреждает, что грядет потоп. Он бы не стал верить в проклятие, а если бы верил, так не стал бы проклинать никого.
Эд допил кофе.
— Никого? Факт тот, что он проклял всех. По крайней мере половину всех. Женщин.
