— Я понял, куда вы клоните, — сказал Эд. — В результате каждый покупает такую штуку. Ну так в чем вред? Это поддерживает страну в действии.
— Это поддерживает в действии современную экономику, что да, то да. Но какой ценой! Наши лучшие умы заняты тем, что сначала создают подобную чепуху, а потом продают ее. В довершение этого мы уже в такой степени использовали свои ресурсы, что превратились в нацию, не имеющую собственных запасов. Нам приходится ввозить сырье. Наши железные горы, наши нефтяные моря, наши природные богатства, которые казались неисчерпаемыми, были молниеносно истрачены теми, кто исповедует эту экономику расточительства. В довершение этого всего, как по-твоему, что делает такой образ жизни с мозгами нашего народа? Как могут люди поддерживать свое коллективное достоинство, единство и чувство соответствия, если им так легко внушить стремление к ненужным вещам, символам общественного положения, ерундовым вещам — преимущественно потому, что такая вещь есть у соседа или у третьеразрядного киноактера.
Эд отчаянно заказал еще один коктейль.
— Ну ладно, я согласен, что электрические шейкеры-дозаторы для мартини не нужны. Но это то, что люди ХОТЯТ.
— Это то, что людям ВНУШАЮТ хотеть. Мы должны переработать себя. Мы решили проблему производства в избытке, теперь человек должен остановиться и заняться самим собой, выработать свой путь к собственной судьбе, путь в свой Элизиум. Подавляющее большинство наших ученых работает либо над способами уничтожения, либо над созданием новых продуктов, которые вовсе не нужны людям. Вместо этого им следует заняться лечением человеческих болезней, глубоким проникновением в тайны Всеобщей Матери, исследованием океанских глубин, стремлением к звездам.
— Хорошо. Но вы же видели, что люди просто-напросто не интересуются вашими идеями. Они хотят получить обратно свое телевидение, свое радио и свое кино. Им неинтересен путь в Элизиум. Вы ведь признали это и даже отказались от ваших лекций.
— В момент слабости, — кивнул Таббер. — Сегодня я намерен возобновить мои усилия. Мы с Нефертити поедем в город Онеонта, где моя палатка вновь… — он прервал речь и опять сердито воззрился на громыхающий музыкальный автомат, который разразился рок’н’свинговой современной переработкой „Она спустится с горы“. — Во имя Всеобщей Матери, как кто-то может желать слушать ЭТО?
Эд рассудительно крикнул:
— Это ваша вина. Вы забрали у них телевизор, радио и кино. Люди не привыкли к тишине. Они хотят музыки.
— Не осмеливайся именовать ЭТО музыкой! — бесконечно печальное лицо Говорящего Слово начало знакомо меняться. Эд Уандер испугался.
— Послушайте, послушайте, — быстро сказал Эд. — Это естественная реакция. Люди набиваются в рестораны, бары, дансинг-холлы. Везде, где они могут получить хоть какое-то развлечение. Производители музыкальных автоматов работают в три смены. Пластинки распродаются моментально, как только попадают в продажу, с такой же скоростью, с какой их штампуют…
Эд резко оборвал себя. Этого говорить не стоило.
Иезекиль Джошуа Таббер, Говорящий Слово, рос на глазах.
Эд Уандер смотрел на него, не отрывая взгляда, не в силах вымолвить ни слова. Он подумал, что Моисей, должно быть, выглядел очень похоже, когда спустился с горы с Десятью заповедями и обнаружил, что его родные древние иудеи тем временем поклоняются золотому тельцу.
— Ах вот как! Тогда воистину я проклинаю это отвратительное изобретение! Уничтожающее покой, так что человек не слышит собственных мыслей. Воистину говорю я: кто хочет музыки, да услышит ее!
Громкость разноцветной музыкальной машины внезапно упала, и шесть белых лошадей, которые спускались с горы, превратились в „…мы споем на нашем пути…“
Эд Уандер нетвердо поднялся на ноги. Ему вдруг неодолимо захотелось тотчас выбраться отсюда. Он что-то пробормотал Иезекилю Джошуа Табберу в знак прощания и стал энергично проталкиваться к двери.
Когда он осуществлял свое бегство, он бросил последний взгляд на пророка-заклинателя Таббера. Тот продолжал смотреть на музыкальный автомат.
Кто-то из стоящих у стойки прорычал:
— Кто, черт его дери, запустил эту музыку?
Музыкальная машина переключилась на хор:
— Славься, славься, аллилуйя. Славься, славься, аллилуйя…
Эд Уандер направил маленький Фольксховер вдоль автострады к Ультра-Нью-Йорку.
Вот такие пироги. Он предупреждал Хопкинса. Такое впечатление, что он действует на Таббера, как катализатор. Он не может оказаться в пределах слышимости от Говорящего Слово без того, чтобы не появилось новое проклятие. Не то, чтобы старина не был способен разгневаться на что-нибудь без посторонней помощи. Интересно, подумал Эд, проклятие на автомат, собирающий плату за автостоянку, распространяется только на тот автомат в Вудстоке, или явление наблюдается во всем мире? Таинственная сила Таббера, очевидно, не обязательно должна иметь универсальное применение. Когда он порвал струны на гитаре, это не были все гитарные струны в мире, но только на той конкретной гитаре. А из того, что рассказала Нефертити, когда он сжег ночной клуб, в котором она выступала, можно заключить, что молния ударила только в него, а не во все ночные клубы на земле.
