Сказки чужого дома

неизвестным, а вот получить сведения о месте службы удалось. Да и, пожалуй, заявиться туда было бы меньшей наглостью, чем встретить Ронима у порога квартиры. Впрочем… внезапное появление, как ни крути, было наглостью. Теперь, по мере приближения встречи, Ласкез постоянно думал об этом. Сдавая вещи. Пересекая флигель. Выходя на стоянку, где ютились под усилившимся ливнем горбатые разноцветные машины.

Водителем стала миловидная жилистая ки с поблескивающей красно-рыжей чешуей. До того как добраться до нее, Ласкез переговорил с несколькими мужчинами-шпринг, но они, завидев адрес, не выказывали особого воодушевления. Один даже выругался и вздыбил холку. Ящерка же, сама помахавшая рукой, подмигнула и, когда пассажиры сели, сообщила:

– Редкая удача – клиенты в ярд серых. Хоть раз не пришлось грызть за вас глотки этим остроухим, да и торговаться.

– Почему они не поехали? – уточнил Ласкез. – Мы… не так выглядим?

Ки включила радио, и в салоне заиграла негромкая, но бодрая музыка. Девушка бросила:

– Доги. – И, подумав, прибавила: – Там все пропитано их запахом и светом, хотя ты, парень, и не заметишь. Трусливые задницы – эти остроухие.

Автомобиль легко вклинился с развязки на ровную многополосную дорогу. Ки не спешила и не задавала вопросов; и за то, и за другое Ласкез был премного благодарен.

Таура прилипла к стеклу: она созерцала огромные, никак не ниже двух дюжин этажей, дома с подсвеченными окнами. Кажется, девушка даже тихонько мурлыкала от восторга. Ласкез ощутил что-то вроде облегчения: давно уже шпринг не издавала этого звука. А ведь под Кровом он слышал ее мурлыканье чуть ли не каждый день.

– Да-да, подруга, у нас тут необычно, – не оборачиваясь, заявила ки. – По делу приехали?

Вопросы все же начались. Ласкез поморщился, полез во внутренний карман и вынул разговорную тетрадь. Болтать не хотелось, он сделал вид, что увлеченно читает, хотя на самом деле не собирался пропускать ни слова из ответа шпринг.

– Мы… хотим навестить друга. Вот.

– Славно. У меня тоже много дружков среди серых. Они – самая вменяемая шушера этого чокнутого местечка.

– Шушера? – осторожно переспросила Таура.

– Чокнутого местечка? – прибавил Ласкез.

Машина встала в потоке других. Ки рассмеялась, а потом вынула из бардачка трубку и травяной мешочек. Поглядывая в зеркало заднего вида, принялась набивать.

– Да-да. У нас здесь кошки. Куча кошек. И они много о себе думают, а это заразно.

– Мы вовсе не такие, – с легкой обидой произнесла Таура, подумала и добавила: – Ну… не все.

Машины тронулись. Ки закурила. Она не уточняла, имеют ли пассажиры что-то против дыма, и Ласкез невольно подумал, что «это» – много о себе думать – и правда заразно.

– …А серые видят столько дряни и испражнений нашего красивого города, что невольно сохраняют ясные головы. Даже чокнувшись.

– Чокнуться и одновременно остаться с ясной головой… – начал Ласкез.

– …вполне возможно, приятель. – Колечко дыма, постепенно расширяясь и тая, поплыло к нему. – Думаю, ты поймешь. В последнее время творятся совсем странные дела. У нас здесь гости…

– Гости?

Уже переспрашивая, Ласкез наткнулся взглядом на надпись в разговорной тетради, сделанную карандашом, но не стертую – это был секрет.

«Может, тебе стоило бы меня бояться. У меня есть прошлое» – надпись была сделана рукой Ронима.

А дальше шла неуверенная приписка Ласкеза:

«Я не боюсь. Прошлое есть у всех».

Ки выпустила еще немного дыма, кивнула, и ее глаза сузились:

– Ну да. Гости. Недавно заявились красные крысы на своих драндулетах.

Ласкез не отвечал. Его взгляд был прикован к тетради. Он взял ластик и принялся стирать написанное.

– Знаете, мы чуть ли не единственный большой город, где их не так много. В Такатане у них гнездо. И в Галат-Доре. На Веспе они кишмя кишат. У нас получше, может, их дубленые шкуры не выдерживают ветра. И тут нате вам! Мало того, что заявились скопом… так говорят, еще и привезли кого-то. Заключенного, какую-то шишку. Сама не видела, но говорят, запрудили всю Осевую улицу, и эти их флажки…

Она говорила и говорила, невнятно и глухо из-за зажатой в острых зубах трубки. Ласкез чувствовал, как Таура, вдруг схватившая его за левую руку, стискивает дрожащие пальцы. И уши, и губы у нее дрожали. Глаза блестели. Ки тоже все это заметила, но поняла иначе:

– Не любишь дым, подруга? Так бы и сказала.

Она с виноватым видом принялась гасить трубку, даже открыла окно. Но Ласкез прекрасно понимал: дело вовсе не в том, что салон машины уже превратился в туманную пещеру, пахнущую жжеными сладкими травами. Просто Таура, вероятно, подумала, что знает, кого привезли в этот город.