Не это ли он сейчас лицезрит?
Над рельсами клубились пыль и дым. Кусок стали упал всего в паре футов от них, от влажной травы на месте его приземления с шипением повалил пар.
В ушах раздавался непрестанный высокий трезвон. Одной рукой Рун смахнул стекло с одежды и вытащил осколки из другой. По-прежнему обнимая Эрин, он озирался по сторонам, но нигде не видел ни движения.
Что стало с остальными?
Прикоснувшись к четкам, Рун помолился об их избавлении и наконец выпустил Эрин из рук. Она села на траву, обхватив колени руками. Ее конечности были перепачканы в земле и крови. Откинула волосы со лба. Лицо ее осталось чистым, потому что Рун защитил его, прижав к груди.
— Вы не ранены? — спросил он, понимая, что говорит слишком громко, чтобы перекричать звон в ушах.
Эрин дрожала, и ему хотелось снова обнять ее, чтобы успокоить, но от ее тела исходил аромат свежей крови, и он не решился.
Вместо того Эрин встретилась с ним взглядом своих янтарных глаз. Он засмотрелся в них впервые с той поры, когда покинул ее умирать на полу тоннеля месяцы назад.
Ее губы произнесли одно-единственное слово.
Вскарабкавшись на ноги, Эрин заковыляла к рельсам. Рун побрел следом, внимательно осматривая обломки и желая быть рядом, когда она найдет Джордана.
Он не представлял, как мог выжить сержант… как мог выжить вообще хоть кто-то.
Элисабета пылала в поле, в муках катаясь по земле.
Солнечный свет палил ей взор, заставляя глаза вскипать. От ее рук и лица валил дым. Она свернулась калачиком, прижав подбородок к груди, накрыла голову руками в надежде, что они смогут защитить ее. Волосы потрескивали вокруг головы, будто аура.
Мгновение назад колесный экипаж взорвался, раскололся от раската грома, как стручок. Она взмыла в палящее сияние, будто темный ангел, обеими руками вцепившись в серебряную цепь, приковавшую ее к бесполезному обрывку металла. Мельком заметила другие руки, тоже ухватившиеся за цепь, — а затем солнечный свет ослепил ее, выжигая зрение.
А могучий грохот отнял слух, оставив по себе лишь накатывающийся шорох в ушах, будто в голову ей хлынуло море, прибоем перекатываясь в черепе туда-сюда.
Она вилась ужом, пытаясь ввинтиться в прохладную землю, скрыться от солнечного света.
А затем чьи-то руки перекатили ее и накрыли тьмой, защищая от солнца.
Она учуяла тяжелую шерсть плаща, скорчившись под его тонкой защитной оболочкой. Испепеляющее жжение быстро пошло на убыль, сменившись просто болью, дающей надежду все-таки выжить.
Чей-то голос кричал над самым ее ухом, прорываясь сквозь грохот моря у нее в черепе.
— Жива?
Не доверяя собственному голосу, Элисабета лишь кивнула.
Кто спас ее?
Она ощутила тоску по нему, желание, чтобы он обнял ее и утешил. Она нуждалась в нем, чтобы он провел ее сквозь надсадную боль в будущее, где не будет этой муки.
— Мне надо идти! — крикнул голос.
В голове немного прояснилось, и теперь она узнала этот строгий голос.
Не Рун.
Надия.
Элисабета мысленно увидела другие руки, крепкой хваткой сжимавшие ее цепь, направлявшие ее падение, а затем укрывшие от солнца. Надия рисковала собственной жизнью, чтобы удержаться за цепь и спасти ее. Но Элисабета знала, что той двигала не забота или любовь.
Церковь по-прежнему нуждается в ней.
Теперь, когда она очутилась в относительной безопасности, на нее нахлынули новые страхи.
— Оставайтесь здесь, — скомандовала Надия.
